Цена предательства. Сотрудничество с врагом на оккупированных территориях СССР, 1941–1945 - Джеральд Рейтлингер

пространств России и частичной их колонизации не было места для русской военной хунты, которая, в свою очередь, создаст либо новых Сталиных, либо царей. С другой стороны, Гитлер не мог отвергать услуги профессиональных русских антибольшевиков до тех пор, пока ему приходилось использовать русские части для борьбы с партизанами, а германским политическим функционерам — для обеспечения сотрудничества гражданского населения и дезертиров. В результате этой дилеммы Гитлер не мог ни устранить остполитиков, ни воспринять их предложения всерьез. Гитлеровские ошибки были совершены в 1941 г. и уже не могли быть исправлены в 1943-м. Имея чуть больше реализма, чем его критики, Гитлер осознавал, что никакое духовное превращение не в состоянии изменить абсолютно деструктивное предприятие на нечто совершенно иное. Какой толк для немца из того, если он будет знать, что Сталина могут победить только русские? Величайшей форой для любого русского соперника Сталина будет поддержка Германии. Если цель всех этих разговоров — в том, чтобы вооружить два миллиона русских пленных, гитлеровское Верховное главнокомандование скажет ему, что не было необходимого количества оружия и никогда не могло быть. Даже 800 тыс. «восточных войск», которые, в конечном счете, так или иначе служили, никогда не оснащались оружием так, как средняя боевая дивизия.

Эти «восточные войска», к которым относились презрительно, ни в коей мере ни в чем не обязаны остполитикам, и, в конце концов, отсутствие у них дисциплины показало это. Человек, который взял в руки немецкую винтовку за чашку супа в 1941 г., столкнулся в 1945 г. с мрачным будущим. Что могли значить для него обещания плененного советского генерала, обещания создания в будущем либеральной России, уважающей частную собственность, когда Красная армия заполонила Восточную Пруссию и Померанию и когда до него дошли вести, что западные союзники возвращают военнопленных — бывших красноармейцев Советскому Союзу?

Никто не знает, какова дальнейшая судьба этих добровольцев. В настоящее время (в конце 1950-х. — Ред.) советское правительство занято возвращением по своим домам народов Северного Кавказа, сотрудничавших с немцами и депортированных в Южную Сибирь (в Казахстан и Среднюю Азию. — Ред.) пятнадцать лет тому назад. Их судьба оказалась, быть может, менее жестокой по сравнению с участью красноармейцев в германской униформе, которых британцы, французы и американцы передали Советской стране в 1944 и 1945 гг. Эра Пальмерстона и викторианского рыцарства прошла, а эра политического умиротворения была в полном разгаре. Во имя этого же с тех пор творилось и еще более худшее.

Но какой бы жестокой ни была судьба большинства коллаборационистов, существуют и другие аспекты их роли, которые не следует забывать. Многие из них оказывали свои услуги в ряде весьма грязных дел. В Латвии, Литве и Галиции были сформированы вспомогательные подразделения германской полиции безопасности, чьей задачей было искоренение гетто и обслуживание концлагерей, где истребляли евреев (а также, и в гораздо больших масштабах, другое население оккупированных территорий. — Ред.). На Украине немцы использовали местную полицию для насильной вербовки деревенских жителей с целью депортации и принудительного труда. Во время Варшавского восстания в 1944 г. личную белогвардейскую армию коллаборациониста Бронислава Каминского (с Брянщины. — Ред.) пришлось отвести в тыл из-за ее чрезмерной жестокости. И в самом деле, легко превратить в дикарей людей, жизнь которых по воле их хозяев была примитивной. Об этом немецкой общественности напомнили в 1945 г., когда Красная армия бросила свои наименее дисциплинированные дивизии на Восточную Пруссию, Померанию, Мекленбург и Силезию. (Здесь были тяжелейшие бои, в ходе которых были случаи мести немцам (в т. ч. представителям гражданского населения) за то, что они натворили за годы оккупации на советской земле. — Ред.) Уже было поздно жаловаться на орды азиатов и недочеловеков за их соответствующее поведение, в то время как около 800 тыс. из них носили германскую униформу.

И все же в теории немцы меньше, чем кто-либо, должны бы думать о русских нереалистично, особенно немцы, делившие с ними одно и то же жизненное пространство. Щедро разбрызганные, как капли из пульверизатора, до самого Урала и Кавказа, располагались поселения их соотечественников. Многие русские города ранее носили немецкие названия, везде были по-немецки выглядевшие здания. Молодежь России все еще проходила обучение и военную службу по немецкой системе, причем последняя была существенно германской. Немецкое фиаско в реалистическом мышлении частично проистекает из культа «геополитики». В германском военном мышлении вошло в привычку рассуждать так, что, мол, потеря таких размеров территории или такого-то количества населения означает поражение в войне. И при этом забывается, что российские границы настолько зыбки, что для русских даже удобный доступ к морям стал реальностью чуть более двух веков назад. (В результате Северной войны со Швецией (1700–1721) Россия вернула временно отторгнутые сначала в конце правления Ивана IV Грозного (конец XVI в.), а затем в Смутное время (начало XVII в.) исконные русские земли на Балтике, а заодно порты в Прибалтике; на Черном море возвращение русских состоялось, после ряда войн, в XVIII в. — Ред.) Было бы лучше рассматривать Россию так, как американцы, говорят, рассматривали Бостон: не как место, а как состояние ума. Революция продемонстрировала, что легко выкроить отдельные государства из российского периметра, но, пока остается ядро, — дело времени, когда они опять станут российскими. Летом 1919 г. Россия Ленина и Троцкого была много меньше, чем территория, оставшаяся у Сталина в 1942 г., и все равно она выжила.

Очевидно, украинцы, забрасывавшие цветами немецкие танки летом 1941 г., не были патриотичными советскими гражданами, но обстоятельства скоро сделали их таковыми. Прорусские элементы в вермахте говорили, что во всем виноват вульгарный и жестокий Эрих Кох. Но Кох редко бывал на Украине, а его чиновники создали не правительство, а анархию, которая не была в новинку в этой несчастной стране. Что изменило украинцев, так это уверенность в том, что Красная армия вернется. Прекраснодушные германские солдаты-писатели, для которых все либо страстная верность, либо отвратительная Verrat (измена. — Пер.), иногда до странности неохотно соглашаются с этим. Просто испытываешь облегчение, когда обнаруживаешь человеческий здравый смысл у австрийского полевого хирурга Курта Эммериха. В госпитале, который он создал в Севастополе, он заметил, что его «сотрудники» — русские помощники остаются совершенно невозмутимыми при приближении Красной армии. Они ему сказали, что Красная армия также ценит квалифицированных хирургов. Но Эммерих догадался, что эти хирурги уже связались с партизанами, и не бранил их за это.

Можно подвергнуть сомнению тезис, стали ли конфликты германской политики в России уроком на будущее, кроме предупреждения не повторять подобного в дальнейшем. И в самом деле, трудно поверить, что может вновь случиться так, что современная индустриальная страна может вторгнуться на