Прикоснуться губами к рассвету - Джулия Леви

Услышав шаги за дверью, я накрыла свой райский островок раскрытой книгой и, блаженно закрыв глаза, стала ждать, что на это скажет Мет.

— О, Аллах. Аллах! Да с тебя только картины писать. Так бы и любовался, — поцеловав меня туда, где только что лежала книга, Мет подал мне бокал красного вина и, не сводя любовного взгляда, произнес тост, вернее не тост, а признание.

— Люблю тебя самозабвенно. Забрать себя обратно из души моей не сможешь ты, как ни старайся. Твой образ вижу и рассудка вмиг лишаюсь. Себя не в силах я сдержать. Аллах судья, как сильно я люблю тебя, — он произнес эти слова, и у меня перехватило дух. Таких красивых слов мне еще никто никогда не говорил. Слезы счастья и любви текли по моим раскрасневшимся щекам.

— Мет, тебе снова удалось смутить меня, — поцеловав его, прошептала я.

— Мне нравится, когда я становлюсь причиной твоего смущения, — он сделал глоток вина и поцеловал меня в губы. Я сделала то же самое. Это могло выглядеть глупо и смешно со стороны, но мы знали, что это было своего рода посвящение.

— Я тут у тебя нашла увлекательную книгу с картинками. Ты ее тоже студенткам преподаешь в свободное время или это только для личного пользования?

— Хм, конечно, для личного пользования. Но если однажды будет дозволено преподавать и это, я бы с удовольствием попробовал. Но исключительно индивидуально, — засмеялся Мет. — На самом деле довольно часто заглядываю в нее, самосовершенствуюсь. У этой книги интересная история. Впервые «Камасутру» — древний трактат об искусстве любви — перевели с санскрита Ричард Френсис Бертон и Арбетнот, если не ошибаюсь, в 1883 году. Но инициатором публикации книги был именно Бертон. Кстати, этот лингвист-самоучка, который знал якобы более 29 языков, санскритом не владел, поэтому и обратился к Арбетноту. Но тогдашнее общество очень холодно приняло этот труд, да и остальные близкие по теме книги тоже. Поэтому мне как лингвисту есть чему поучиться у этого человека и есть куда стремиться. Мне иногда кажется, что мы с ним очень похожи. Упрямый характер, общественные взгляды, часто отличающиеся от общепринятых норм, черные усы и смуглая кожа, — хмыкнул Метин. Я в какой-то степени его последователь и почитатель. Вообще у Бертона очень многие работы посвящены исследованию любви. С интересом перечитываю его перевод книги «Тысяча и одна ночь».

— А что означает слово «Камасутра?»

Настоящее название звучит «Ватьсьяянна кама сутра». В ней 8 глав по 8 позиций, и называются они искусствами. Древние индийцы считали личность человека полноценной лишь в гармоничном сочетании трех начал: «дхармы» — нравственного закона, «артхи» — полезности и «камы» — удовлетворения чувственных желаний. Кстати, индийские философы сексуальные удовольствия не считали постыдными. Они понимали, что залог счастливого брака в первую очередь зависит от половой гармонии.

— А ты санскрит знаешь? — с восхищением разглядывая Мета, спросила я.

— Немного, и все благодаря Бертону. Сначала я увлекся «Камасутрой», а затем и языками.

— А какими языками ты еще владеешь?

— Не очень многими, как хотелось бы, но в совершенстве владею французским, испанским, сейчас изучаю итальянский. А еще неплохо владею языком жестов, — улыбнулся Метин.

— А где преподаешь в основное время?

— В Фордхемском университете. Что ты так лукаво смотришь на меня? Хочешь ознакомиться с введением? — улыбаясь, Метин забрал у меня бокал, поставил вместе со своим на пол и, подмяв меня под себя, ласково поцеловал в губы.

— Можно и познакомиться, — захихикала я. — А как у вас относятся к подобным увлечениям?

— У нас вполне современное цивилизованное общество. И потом, наша религия не запрещает читать книги по своему вкусу. Тебе действительно интересно?

— Очень, — убедительно закивала я.

— Что ж, я с удовольствием разделю с тобой свой опыт, — Мет перекатился на правый бок и, поглаживая меня, едва касаясь указательным пальцем, начал рассказывать: «Прежде всего в «Камасутре» есть система деления половых партнеров в зависимости от типоразмеров их половых органов. Мужчины делятся на «зайцев», «быков» и «коней». Согласно подобному разделению определяются и варианты соития. Лучшим соитием считается равное, в нашем с тобой варианте «бык»-«кобыла».

— Ха, ха, ха, — я не могла больше сдерживаться и расхохоталась на всю комнату.

— Ты смеешься? Что тебя так развеселило? О’кей, похоже, моя девочка еще не готова познать себя, — Мет закрыл книгу, которая лежала между нами, положил ее на пол со своей стороны и, прижавшись ко мне, о чем-то задумался.

— Мне смешно не потому, что это смешно или глупо, а потому, что до тебя мне так популярно и красиво о сексе еще никто не рассказывал. Все происходило очень быстро и примитивно, а иногда откровенно пошло.

— Ты хотя бы раз достигала истинного оргазма?

— Не знаю. Может быть, — честно призналась я. — Я не хотела смеяться над тобой. Твоя любимая поза? — осмелилась предложить я.

— Ты серьезно? — не поверил Мет.

— Конечно.

— Ну, хорошо. Вообще у меня много любимых поз. Но сегодня, я, пожалуй, покажу тебе самую простую, но очень эффективную позицию под номером «010». Вытяни вдоль ноги. Когда я войду в тебя, ты плотно сожмешь бедра, — Мет уселся сверху и осторожно вошел в меня. — Теперь сжимай плотно бедра, вот так, — слегка откинув корпус назад, он медленно, стал переносить поочередно ноги за мои бедра, затем садиться на мои колени и так раскачиваясь, увеличивал темп.

Чувство необъятного восторга снова овладело моим телом и душой. Я стонала от удовольствия и знала, что Мет испытывает то же самое. После первого преподанного урока, он показал мне еще одну позу под номером «017», и еще мы с удовольствием повторили пройденный материал пару раз, заснув лишь под утро с ощущением необъятного блаженства.

— Мы с тобой как черно-белый шоколад с добавлением янтарных изюминок, — проснувшись раньше меня, прошептал Мет, лаская мои груди.

— Я безумно люблю черный шоколад с изюмом, — проснувшись от ласковых прикосновений, спросонья ответила я. Прильнув к Мету, я крепко обняла его за шею, целуя мягкие и такие ласковые губы. За несколько часов сна я успела соскучиться по своему любимому.

— Предлагаю позавтракать, — предложил Мет, нежно сдувая с моих глаз тонкие пряди волос.

— С удовольствием. Только я, кроме яичницы с беконом, готовить больше ничего не умею.

— Не проблема. Когда у нас будет время, я научу тебя самой лучшей кухне в мире.

— Что? Ты хочешь посвятить меня в таинства традиционной турецкой кухни?

— Обязательно. Но в защиту всех кухонь мира могу с уверенностью заявить, что, пожалуй, французская кухня меня поразила больше остальных, — Мет протянул мне руки, помог подняться и, накинув на меня свою идеально чистую белую рубашку, принялся тщательно застегивать пуговицы, как будто я была не способна справиться с этим трудным занятием.