Суши для начинающих - Мэриан Кайз

– Восьмерка треф. Эшлин, что это значит?

– Успех в делах, – ответила Эшлин. – Твое выступление сегодня потонет в шквале аплодисментов.

– А как насчет успеха у девушек?

Карьера юмориста привлекала Теда по одной-единственной причине: он хотел найти себе подружку.

Стоит парню, даже если он страшен, как смертный грех, появиться на сцене – с гитарой ли, комическими куплетами, в шутовском наряде, с монологом о перебоях в работе городского транспорта, – можно смело гарантировать, что женщины найдут его привлекательным. Пусть размер зрительного зала – десять квадратных метров, а сцена – всего лишь пыльный помост высотой в тридцать сантиметров, стоя на ней, человек излучает необъяснимое обаяние. Тед не раз видел, как женщины кидаются на шею комикам, работающим на дублинских сценах, и полагал, что здесь его шансы встретить свою половинку намного выше, чем в службе знакомств. Нет, в настоящую службу знакомств он никогда не обращался. Единственная служба, к услугам которой прибегал Тед, была брачная контора Эшлин Кеннеди: Эшлин с завидным постоянством пыталась поженить всех своих одиноких друзей. Но из всех подруг Эшлин Теду нравилась только Клода, а она, к несчастью, была недоступна. Абсолютно.

– Возьми еще карту, – предложила Эшлин. На сей раз Тед вытянул Висельника.

– Тебе сегодня определенно повезет, – одобрила Теда Эшлин.

– Но ведь это Висельник!

– Ну и что?! Вот увидишь, все будет хорошо!

Концерт проходил в шумном людном клубе. Тед выступал где-то в середине программы, и, хотя другие, настоящие комики смешили народ вполне остроумно, Эшлин никак не могла расслабиться и получать удовольствие. Ей казалось, что Теда ждет неминуемый провал, если только выступление другого дебютанта будет мало-мальски успешным.

Дебютант номер один оказался нестриженым юнцом, отработавшим свой номер под Бивиса и Батхеда. Публика была безжалостна. Пока несчастному кричали: «Проваливай, козел!», у Эшлин щемило сердце за Теда.

И вот настал его выход. Под лучом прожектора Тед казался хрупким и беззащитным. Он рассеянно почесал живот, задрал футболку, продемонстрировав резинку трусов и темную поросль на груди. Эшлин одобрительно кивнула. Правильно, может, девушки заинтересуются.

– Входит сова в бар, – начал Тед. Зрители подняли лица. – Заказывает пинту молока, пакет чипсов и десять сигарет. Бармен говорит своему товарищу: «Смотри, говорящая сова».

Раздались редкие смешки, но все по-прежнему ждали развязки.

Тед занервничал и перешел к следующей шутке.

– У моей совы нет носа, – объявил он. Молчание. От напряжения Эшлин чуть не до крови впилась ногтями в ладони.

– У моей совы нет носа, – с легким отчаянием повторил Тед.

И тут Эшлин осенило.

– Как у нее с запахом? – севшим вдруг голосом спросила она.

– Ужасно!

Воздух сгустился от эмоций. Люди оглядывались друг на друга с искаженными мучительным недоумением лицами.

А Тед упрямо продолжал:

– Я встретил друга, а он мне и говорит: «Кто та дама, с которой я видел тебя на Грэфтон-стрит?» А я ему: «Это не дама, это моя сова!»

Вдруг до всех дошло. Смех, сначала тихий, становился все громче, набирал силу, гремел раскатами, и наконец зрительный зал просто лег. Справедливости ради надо отметить: была суббота, и все были пьяны.

Эшлин слышала, как за ее спиной громко шептались:

– Во дает! Полный отпад!

– Желтое и мудрое? – с хитрой улыбкой обратился к залу Тед.

Он уже держал зал, люди сидели, затаив дыхание, и ждали шутки. Тед победоносно улыбнулся.

– Сова, вывалявшаяся в креме!

От хохота чуть не снесло крышу клуба.

– Серое и с сундуком? Восхищенное молчание.

– Сова едет в отпуск. Серая сова, естественно. Зал снова дружно грохнул.

Маститые комики, выпустившие Теда на сцену в порядке великого одолжения, тревожно переглянулись.

– Уберите его, – прошипел Билли Велосипед. – Жалкий наглец…

– Мне пора, – грустно сообщил Тед публике, увидев, как Марк Диньян решительно проводит ребром ладони себе по горлу.

Зал разочарованно взвыл.

– Мы своими руками создали себе погибель! – шепнул Билли Велосипед Арчи Арчеру.

– Меня зовут Тед Маллинс, я рассказываю много старинных шуток. Или нет, может, совиных? – подмигнул Тед. – А вы – моя осовелая публика!

И ушел со сцены под хохот, свист, топанье ног и аплодисменты.

После концерта, проталкиваясь к выходу вместе со всеми, Эшлин слышала, как то тут, то там вспоминали Теда.

– Желтое и мудрое, прикинь? Я думал, умру от смеха.

– Этот Тед – чудо. Такая лапочка.

– А как он, помнишь…

– Задрал майку? Да, классно.

– Как думаешь, у него кто-нибудь есть?

– Да наверняка.

Вечеринка происходила в новом доме у набережной, в квартире Марка Диньяна. Поскольку и приглашенные тоже по большей части были комиками, Эшлин думала, что всю ночь будет корчиться от смеха, но особого веселья не наблюдалось, наоборот, царило какое-то странное уныние.

– Все жмутся, чтобы у них случайно идею не украли, – пояснила Джой, ветеран подобных сборищ. – Если им не платят, эти парни и под дулом пистолета шутить не будут… Так, ну и где он?

И пошла разыскивать человека-барсука. Эшлин налила себе вина. Сквозь толпу в гостиной она увидела Теда. Он гордо восседал в кресле, в порядке строгой очередности беседуя со смиренно ожидающими своего счастья девушками. У окна, безучастно глядя на маслянисто-черную воду реки, маячил сутулый парень. В его густых черных волосах виднелась седая прядь.

«Ага, – догадалась Эшлин, – таинственный и неуловимый человек-барсук собственной персоной!»

Джой вертелась поблизости, энергично его игнорируя.

Принимая во внимание человека-барсука, Эшлин решила не докучать подруге и отправилась бродить одна, потягивая вино. Навстречу ей попался Марк Диньян, и она сумела с ним немного поболтать.

– Может, потанцуем? – неожиданно предложил Марк, прерывая разговор.

– Что? Здесь? – удивленно переспросила Эшлин. Сто лет ее не приглашали танцевать незнакомые мужчины. – Нет, спасибо, я не настолько пьяна.

– Ладно, подойду через часик, – усмехнулся Марк.

– Отлично! – неискренне воскликнула Эшлин. Немного спустя она заметила, что Джой упоенно целуется с человеком-барсуком.

Потом она еще немного побродила по квартире. Вечеринка была скучнее некуда, но Эшлин с удивлением обнаружила, что ей нравится здесь. Такой душевный комфорт был для нее редкостью: она почти никогда не ощущала себя независимой единицей. Даже в самые благополучные моменты в глубине души таился крохотный осколок пустоты.