Приди и виждь - Евгений Георгиевич Санин
Шрифт:
Интервал:
Так они добрались до здания, где размещался начальник порта.
У входа во дворец стояли высокие, ладные воины в красных плащах и красивых шлемах с оперением.
— Странно! — удивился Марцелл, увидев их. — Откуда здесь преторианцы?
— Кто? — не понял Крисп.
— Личная гвардия императора! — с уважением в голосе объяснил Марцелл и, приказав подождать его, исчез за дверью.
Вернулся он неожиданно быстро, сопровождая невысокого полного военного с еще более пышным оперением на шлеме и маленьким золотым мечом на груди. Почтительно кланяясь и благодаря, он довел его до лошади, помог забраться в седло, и только когда тот ускакал, вернулся к сыну.
— Сам Валериан, префект претория! — почтительно прошептал он и заявил: — Всё, все наши планы на сегодня меняются!
— Мы… возвращаемся на корабль? — не зная, радоваться или огорчаться такой новости, ахнул Крисп.
С одной стороны, он всем сердцем сопротивлялся тому, что предложил ему на корабле отец, а с другой, не менее жадно хотел этого…
Марцелл посмотрел на вытянувшееся лицо сына и подмигнул ему:
— Видно, не зря я старался, царапая на монете пожелание удачи. Она явно приносит тебе счастье!
— Мне? Почему?.. — удивился Крисп.
— Сегодня в Афины прибывает сам Деций! — значительно поднял указательный палец Марцелл и заговорщицки шепнул: — И мне удалось выпросить у Валериана приглашение на торжества, связанные с приездом императора! На двоих! Да, да, сынок! Ты идешь вместе со мной! Но… — Он придирчиво оглядел сына с головы до ног и нахмурился: — Сначала я должен достойно подготовить тебя к этому!..
2. Пир начался…
Крисп с отцом шли по улочкам древних Афин, по направлению от порта к центру былой столицы эллинского мира. Погода была солнечная, но не жаркая, наверное, это был один из прекраснейших дней в этом году.
Марцелл, всегда гордившийся тем, что в его жилах течет не только римская, но и греческая кровь, с жаром говорил, что по этим самым камням, где идут сейчас они, ступала когда-то нога великого Солона, мудрого Сократа, ученейшего Аристотеля. Здесь гремел своими речами красноречивый Демосфен. Вырезал из слоновой кости, украшая их золотом, свои неповторимые статуи Фидий. Учился и учил Платон. Бывали тут и Геродот, Гиппократ, Александр Македонский…
Криспу льстило, что он идет сейчас по стопам таких великих людей. Не всякий взрослый из его города удостаивался этого, не говоря уже о его ровесниках. Он все с большей благодарностью поглядывал на отца и уже понемногу поддакивал ему.
Словно по какому-то негласному соглашению, они ни слова не говорили о языческих богах, о которых все напоминало и говорило в этом городе, и о его вере. Лишь раз, увидев бродячего философа-киника, одетого в лохмотья и нагло просившего милостыню, согласились друг с другом, что самые несчастные люди те, у которых вообще нет веры. Счастье, что таких во времена величия Афин, и теперь в Риме, — были один-два на город, а то и целый народ, и, вполне по справедливости, они всегда вызывали общее недоумение и сожаление…
Время от времени Марцелл заводил Криспа в торговые лавки, где выбирал лучшую одежду для сына и только потом уже — для себя. Затем они пришли в термы. Здесь отец приказал смуглым сирийцам-банщикам привести их в такой вид, чтобы им не стыдно было показаться перед самим императором.
Поначалу Криспу было как-то неловко, что они так старательно скребли, натирали душистыми благовониями его тело, то самое, которое он совсем недавно собирался отдать на мучения, а теперь почти что забыл об этом… Потом привык и уже сам, с удовольствием подставлял то руку, то ногу, пока неосторожный сириец случайно не порезал его…
— Ай! — вскричал, почувствовав острую боль Крисп.
Марцелл, вскочив с места, так сильно ударил банщика, что тот полетел в бассейн. А Крисп, хоть кровь почти сразу остановилась, долго не мог прийти в себя. И совсем не от боли или страха. Его поразила мысль: как же он собирался пойти на пытки, мучения, казнь, если не мог перенести даже такого пустяка! А может, всё это — не для него?..
Прямо из бассейна банщики перевели Криспа в небольшую комнату. Здесь, приятно щекоча голову, над ним защелкал ножницами умелый цирюльник.
Потом портной, придавая значение каждой складке, принялся облачать его в новую одежду…
Наконец, помытый, постриженный и одетый по последней моде, Крисп вышел в прохладный вестибюль терм. Когда его подвели к большому бронзовому зеркалу, то он не сразу узнал себя. На него глядел красивый стройный юноша с большими серьезными глазами. Рядом с ним, в белоснежной тоге с красными всадническими полосками, стоял как-то разом помолодевший отец.
Нежная одежда приятно ласкала тело. Ароматные мази придавали легкость и свежесть. Крисп шел и с изумлением замечал, что оказывается, в мире была и другая жизнь. Она бурлила, кипела, радовала всех вокруг. И, может, прав отец — для чего-то ведь дал её Бог людям?..
Единственным недостатком всего этого было только то, что оно почему-то не насыщало его до конца…
Сам Марцелл степенно вышагивал рядом, то и дело поправляя наградной браслет на руке и знак принадлежности ко второму по значимости всадническому сословию — золотой перстень на указательном пальце…
Они выглядели так, что встречные прохожие почтительно расступались и кланялись, уступая им дорогу.
Так они дошли до огромного дворца из белого мрамора, перед которым стояли вооруженные преторианцы.
Здесь уже им пришлось пропускать вперед важных господ в сенаторских тогах и золоченых доспехах.
Распорядитель пира отвел их почти в самый угол огромной залы. Место далеко не самое почетное, но зато отсюда очень хорошо было видно круглое возвышение-сцена, а самое главное — императорская ложа, вся утопавшая в пышных цветочных гирляндах.
Немедленно к ним подбежали рабыни и надели на головы праздничные венки из роз и фиалок.
Помещение быстро заполнялось гостями.
Вскоре, в сопровождении префекта претория Валериана, появился и сам император. Вместе с ним был его младший сын, которого Крисп сразу узнал по изображениям на серебряных монетах — цезарь Геренний Этруск. Это был болезненного вида юноша, чуть старше Криспа, судя по скучающему взгляду, явно тяготившийся всеми этими торжествами.
После долгих оваций и криков гостей, славящих императора и цезаря, Деций произнес короткую энергичную речь. Он заверил, что варвары, на войну с которыми он отправляется, будут беспощадно отброшены, истреблены, проданы в рабство и дал знак распорядителю пира.
В зале тотчас появились многочисленные слуги и повара, заставляя столики перед ложами всевозможными яствами.
Пир начался.
На помост в центре залы один за другим выбегали
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!