Твоя примерная коварная жена - Людмила Мартова

Она дошла до конца бассейна и опустила глаза, пытаясь разглядеть то, что находилось в воде. Несколько секунд Элеонора Бутакова непонимающе смотрела в ее толщу, пытаясь осмыслить увиденную картину. В супердорогом, только что запущенном бассейне под ласковой зеленоватой водой, так похожей на морскую, покачивалось безжизненное тело.

Элеонора вдруг приобрела фасеточное, как у стрекозы, зрение, воспринимая картинку не в целом, а частями. Взгляд сфокусировался на голубых, не очень новых, набухших от воды джинсах с бахромой по низу штанин. Затем на нечищеных коричневых ботинках. Потом она зафиксировала светлую, легкую, совсем не по сезону надетую куртку, пузырившуюся на спине, потом нечесаные лохмы, извивающиеся в воде, как клубок змей. И лишь затем осознала, что в воде находится мужчина. Утопленник.

С того момента, как понимание этого обрушилось на нее, придавливая своей тяжестью, вытесняя воздух из легких, она вдруг ощутила, как ее тянет туда же, в водную бездну бассейна, глубина которого в этой части достигала пяти метров. Мертвый мужчина словно манил ее в свои объятия, предлагая разделить с ним это последнее плавание. Превозмогая искушение прыгнуть в воду, Элеонора отпрянула от бассейна и сипло закричала.

Наши дни

Элеонора Первая

Труп в бассейне отеля стал для нее полной неожиданностью. Впрочем, как горько усмехалась про себя Элеонора, первые дни осени вообще оказались богатыми на неожиданности. Жизнь дала такой резкий крен, что все привычное и само собой разумеющееся исчезло, разбилось на мелкие осколки, развеялось как дым, а все новое, чему она еще не знала названия, упорно лезло в ее жизнь, будто проверяя на прочность.

Впервые за двадцать шесть лет рядом не было ее второго «Я», Элеоноры Второй, как их часто называли подчиненные. Бжезинская знала, как болезненно реагирует сама Бутакова на слово «вторая», как ей хотелось все эти годы быть первой. Видит бог, она была бы не против быть второй, уступить старинной подруге пальму первенства, но не получалось.

Все решения принимала она, за советом сотрудники ходили к ней, прибавку к зарплате просили у нее. Бжезинская водила важных гостей по строительным площадкам, организовывала «круглые столы» и финансовые семинары, ездила с областными правительственными делегациями за заграничным опытом, светилась на телеэкранах, давала интервью в журналах местного и федерального масштаба. Она была прирожденным лидером. В «ЭльНоре» все начинало двигаться и вертеться только при ее вмешательстве, и первая роль никак не менялась местами со второй, как и прилипшие клички. Элеонора Первая, Элеонора Вторая.

Ее всегда удивляло, как могут старые закадычные друзья в одночасье стать непримиримыми врагами. Это казалось невозможным. Ведь не может же правая рука поссориться с левой. Оказалось, что может. Еженедельные посиделки с Бутаковыми под яблонями во дворе или перед пышущим огнем камином в гостиной остались в прошлом, и Бжезинская ловила себя на мысли, что субботними вечерами ей некуда себя деть.

С бывшей подругой они теперь встречались только на работе. Бутакова, не поднимая глаз, тенью прошмыгивала по коридору в комнату, где сидели инженеры, в которой отныне стоял ее стол. Кабинет главного инженера пустовал, и Бжезинская не отдавала эту должность новому работнику не потому, что собиралась через некоторое время помиловать Бутакову, а просто потому, что тщательно подбирала претендентов на столь важный для компании пост.

Прощать Элеонору она не собиралась. В конце концов, есть вещи, которые прощать нельзя, да и предательство, совершенное единожды, обязательно повторится в будущем. В этом она была уверена. Все решения она теперь принимала единовластно, поскольку перевела на себя Борькин пакет акций. Согласие Бутаковой роли не играло, и Элеонора не увольняла ее совсем только потому, что подруга действительно была хорошим специалистом в строительной сфере. Гораздо лучшим, чем она сама.

Впрочем, работать Бутакова все равно не желала. Приходила на свое рабочее место, включала компьютер и демонстративно сидела в социальных сетях, или разгадывала горячо любимые ею японские кроссворды, или читала всяческую дребедень, не имеющую к строительной отрасли ни малейшего отношения.

Ее поведение было настолько демонстративным, что Бжезинская все чаще и чаще думала: чем резать собаке хвост по частям, лучше отрубить его одним ударом, что в данной ситуации означало уволить бывшую подругу без выходного пособия. Доля в «ЭльНоре» у нее, конечно, все равно оставалась, но тот проект, который увлеченно разрабатывала Бжезинская, требовал огромных инвестиций, так что о дивидендах на ближайшие года три можно было забыть.

Кстати, именно по этой причине у нее испортились отношения еще и с Борисом. Муж, конечно, на сделку по передаче акций в управление пошел, подкупленный идеей открытия собственного ресторана, первые деньги получил, начал подыскивать себе помещение и строить планы ремонта, но вследствие этого совершенно «забил» на финансовые дела «ЭльНора», и это именно в тот момент, когда Элеоноре требовалась помощь в оформлении огромного кредита на строительство «Изумрудного города».

– Я в твою затею не верю, – ответил Борис на ее упреки. – Я по-прежнему согласен с Бутаковой, что ты гробишь компанию, однако меня это больше не касается. Ты изъявила желание выкупить мою долю? Так будь добра, выплати мне мои деньги, и за то время, что еще есть до похорон «ЭльНора», я успею открыть ресторан и раскрутиться. Тратить время и интеллект на дело, в которое я не верю, мне кажется глупым. Так что рули сама, дорогая супруга. Совершай свои глупости, раз уж тебе так приспичило, только вперед отдай мне мое бабло.

Доля Бориса оценивалась примерно в пятнадцать миллионов рублей. Естественно, что такой свободной суммы у Элеоноры не было, а вынимать ее из бизнеса сейчас было смерти подобно. Новый проект требовал консолидации всех сил и средств.

– А меня это не касается, – спокойно сообщил Борис в ответ на ее замечание. – Если я не заберу деньги сейчас, то через год-два я не получу ничего. Пока «ЭльНор» еще на плаву, отдай мне мою долю. Иначе я отзову свое решение и снова объединюсь с Бутаковой. И ты будешь руководить компанией только во сне.

Бжезинская напряглась, договорилась с нужными людьми, затянула пояс потуже, взяла на «ЭльНор» еще один кредит, в нынешней ситуации уже явно лишний, выплатила Борису восемь миллионов рублей, написала расписку с обязательством до конца года отдать оставшиеся семь и попросила съехать.

– Откуда съехать? – удивленно спросил он. – Из кабинета? Так ради бога, мне этот офис и этот кабинет ни к чему. Сниму себе помещение над будущим рестораном. Все равно нужно самому все контролировать.

– Нет, из дома, – сквозь зубы сообщила Элеонора. – Если ты можешь так со мной поступать, бросить меня одну в не самый легкий период моей жизни, так можешь убираться из нее совсем. Когда я выходила замуж, то была уверена, что мужчина в семье – надежда и опора, за ним как за каменной стеной.

– И что мы будем вместе в горе и радости, – подхватил Борис. – Какие еще пошлости ты припомнишь? И откуда у тебя такие допотопные представления о браке?