Позывной: «Колорад». Наш человек Василий Сталин - Валерий Большаков
Шрифт:
Интервал:
Нет, перемены кой-какие есть, взять ту же разницу по сбитым самолетам.
У «Сокола» их один наличествовал, а у «Колорада» уже втрое больше. Да куда – втрое? Всемеро!
И это он еще размяться толком не успел…
Но это все так, мелочи.
Сработает ли «эффект бабочки»?
Пойдут ли изменения волной, аукаясь в будущем?
В принципе он тут второй день всего, рано еще о переменах говорить.
…Закончить войну пораньше, сохранить миллионы жизней, амнистировать зэков… не всех, конечно.
Строить лучшие в мире танки, самолеты, ракеты…
Дома, дороги, автомашины, ЭВМ…
Строить социализм – настоящий, такой, чтобы выиграть в экономической борьбе с «загнивающим империализмом».
Не малевать дурацкие лозунги, вроде «Слава труду!», а платить хорошему рабочему в десять, в двадцать раз больше, чем плохому…
И будет нам счастье.
«Эффект бабочки»… Быков усмехнулся.
Ну, на бабочку он не тянет, скорей уж на мотыля…
Вот только если изменения пойдут вскачь, то и будущее станет иным. Того мира, в котором он жил, не появится.
Да и черт с ним!
Не будет предательского ХХ съезда, ВКП(б) не превратится в КПСС, не случится перестройки-катастройки, вечно пьяный презик не станет прогибаться перед Вашингтонским обкомом и не раздаст по блату нефтянку, не произойдет самое чудовищное экономическое преступление в истории – «прихватизация», не разрушится советская школа, не распадется сам СССР.
Разве плохо?
Фыркнув, Григорий стал рыться в вещах, отыскивая планшет. Минут пять рылся, пока не вспомнил, что оставил его в кабине самолета.
Помянув черта, стал собираться.
Прикинул, что к чему, сунул за пояс наградное оружие – испанскую «Астру», да не простой пистолет, а позолоченный[4].
Пригодится…
«На улице» стояли сумерки, то самое время, когда нет ни солнца, ни теней, все расплывчато и даже малость нереально.
Потоптавшись на крыльце избы – не хотелось ему «портить малину» энкавэдэшникам – Григорий поморщился, да и пошел, пробираясь к истребителю окольным путем.
– А ну, стой! – раздалось приглушенно.
– Стою, – спокойно ответил Быков.
– Товарищ полковник? Извиняйте, а то я думал, вдруг кто посторонний…
– Планшет оставил, раззява.
«Колорад» быстренько запрыгнул на крыло, присел и стал шарить по кабине.
Куда ж он его сунул? А, вот он, под пульт свалился…
Было совершенно тихо, и в этом вечернем молчании ясно послышались крадущиеся шаги.
Быков замер в неудобном положении.
Наполовину просунувшийся в кабину, он был мало заметен.
Да и сумрак скрывал фигуру, размазывая очертания в потемках.
Неизвестный нырнул под крыло.
Звякнули гаечные ключи, донесся шипящий матерок…
Григорий медленно-медленно повернул голову, перенес тяжесть тела с немеющей ноги.
Некто в форменке техника ковырялся у стойки переднего шасси.
Та-ак. Уже веселее…
Полязгав, покряхтев, диверсант тихонько собрал зачуханную сумку с инструментами, развернулся, шагнул прочь…
Быков привстал, да и сиганул с крыла, падая на вредителя и заваливая его.
Диверсант оказался вертким и жилистым.
Сбросив с себя Григория, он отскочил, падая на колено, налапал в сумке пистолет «ТТ» и выхватил его.
Ни направить на «Колорада», ни выстрелить техник не успел – за его спиной вырос смутный силуэт.
Резкий удар по шее, залом…
Враг повержен и обезоружен.
– Фонарь сюда! – крикнул невидимый Стельмашук.
Свет тусклого фонарика сначала выхватил встававшего Быкова, затем задрожал на диверсанте.
– Това-арищ Юдин! – насмешливо пропел замполит. – Ну, вот мы и встретились!
– Знакомая личность? – поинтересовался Григорий, отряхивая бриджи.
– А то! Позавчера ночью в самоволку хаживал со старшиной Аникиным. В деревню соседнюю. За тысячу рублей купили поллитра самогону!
– За тысячу? Не слабо…
Летчику за сбитый «Мессершмитт» выдавали премию в 2000 рублей. Две бутылки первача?
– Посветите-ка на стойку шасси.
– Куда-куда?
– Вот, где переднее колесо. Ага…
Быков присел и глянул.
– Ах, ты, сволота поганая… – протянул он, разглядывая гранату, прикрученную проволокой.
А вот и веревочка протянута…
Взлетает он, значит, убирает шасси, веревка натягивается, выдергивает чеку…
И на счет «три» – в крыле дыра.
Даже в свете фонаря было заметно, как побледнел Стельмашук.
– Это ж… Это ж…
Не найдя слов, майор замотал головой.
А тут и Юдин застонал, приходя в себя, заморгал глазами, соображая, где он, и новый стон издал, когда понял, что попался.
Григорий присел на корточки.
– Жить хочешь, сука?
Ответом ему был всхлип.
– Кто тебя послал? Ну?!
Юдин скривился.
– Из пролетариев мы, – быстро заговорил он, знобко вздрагивая, – самые что ни на есть советские! Это все интеллигент этот, с панталыку меня сбил! Споил, зараза, а теперича и на кривую дорожку толкнул! Андрей Сергеич его зовут, фамилие – Пацюк. Учительствует он в деревне, при школе и живет. Это все он, он!
– Разберемся! – резко сказал Стельмашук. – Этого увести. Приказ такой: сохранять полную тайну! Юдина мы арестуем, а о ЧП – никакого шума. Нельзя спугнуть хозяев этого «пролетария».
– Да какой с него пролетарий! – злобно сказал один из автоматчиков. – Шкура это! Извиняйте, та-ащ майор…
– «Эмка» на ходу? – осведомился Быков.
– На ходу, на ходу! К этому… Пацюку наведаемся?
– Да надо бы.
– Едем!
На заднее сиденье «эмки» трое энкавэдэшников не влезли, уж больно здоровы были. Поехали вчетвером.
Быков трясся рядом с замполитом, водителем «по совместительству», и думал, как хорошо быть командиром полка – ни отказа тебе, ни втыка по партийной линии…
Хотя, наверное, та бесшабашность, с которой он вел себя последние сутки, не слишком нормальна.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!