Доплыть до грота (сборник) - Тамара Михеева

– Противоположности сходятся, – вздыхает мама.

А Данил у нас как мостик. Так мне иногда кажется.

Я не знаю, влюблена ли Лерка в Данила, но я, наверное, немножко влюблена. Не в том смысле, что мне хочется с ним целоваться, а в том, что мне без него скучно и хочется, чтобы он все время с нами ходил из школы, и в школу тоже. И я постоянно ищу его глазами, когда мы куда-нибудь всем классом идем. И еще на переменах. И я ужасно, просто ужасно скучаю, когда он болеет… С Леркой мы никогда Данила не обсуждаем, будто у нас уговор.

Лерка и Данил – самые близкие мои люди после мамы с папой.

Еще у меня есть бабушка. Она очень смешная. Никак не может поверить, что я болею чем-то и что мне правда-правда нельзя ни кусочка пиццы. Она считает мою целиакию выдуманной и несерьезно к этому всему относится. Бабушка живет на Камчатке. Она работает в какой-то парфюмерной компании, которая выращивает разные травы, а из них делает относительно натуральную косметику. «Относительно» – так бабушка говорит. Мы с ней только по скайпу видимся, и то редко, у них там связь не очень.

Но однажды бабушка приехала в гости! Мне было уже восемь лет, и я помню их с мамой разговор. Правда, это скорее был скандал. Я его запомнила, потому что первый раз слышала, чтобы мама так с кем-то разговаривала. Так… м-м-м… стиснув зубы. Просто бабушка привезла мне печенье. Здоровую железную коробку. Торжественно вручила. У мамы побелели глаза от ярости. Она сказала:

– Галчонок, тебе нельзя.

Бабушка. Что за глупости!

Мама. У нее целиакия, мама.

Бабушка. Да что будет-то с одного раза!

Мама. Ей нельзя ничего, в чем содержится глютен. Ни одного раза.

Бабушка. Я что, каждый день ее печеньем кормлю?! Я к вам каждый день, что ли, приезжаю?!

Мама. Мама! Ну, как ты не понимаешь? Дело не в «одном разе», точнее да, именно в нем! Так каждый раз можно говорить: один разочек всего, ничего не будет…

Бабушка. Ну, а что будет-то?

Мама. Рвота, понос, боли в животе, атрофия ворсинок кишечника, отставание в развитии, бесплодие, рак, все что угодно может быть! Это для тебя достаточно убедительно?

Бабушка. Что ты такое говоришь! Ты с ума сошла такое говорить!

Мама. Это ты с ума сошла – привозить ей печенье! Ты бы еще ватрушек напекла и булочек…

Бабушка. Была такая мысль…

Мама. О-о-о-о-о-о-о-о! Я больше не могу!

Бабушка. Напридумывают болезней! Как мы раньше жили, один хлеб ели? Как вообще можно без хлеба жить?

«Можно, – подумала тогда я. – Я же живу».

Печенье родители и бабушка съели на вечерних посиделках на кухне, когда я уже спала. Мне досталась коробка. Она была умопомрачительная! Красивая и большая. Я стала хранить в ней свою коллекцию фотографий. Я собираю фотографии листьев.

Я сама придумала такую коллекцию. Просто я очень люблю листья. Но гербарий – это долго и нудно, поэтому я их фотографирую. Каждый листик, который мне понравился. А потом распечатываю. Папа говорит: зачем, бессмысленно же? Можно все в компьютере хранить. Но мне в компьютере не нравится, фотографии там какие-то неживые. А так я их часто достаю, перебираю, разглядываю, иногда вешаю над столом. Стараюсь подписывать фотографии, хотя бы число и место, где я этот листик увидела. Хорошо еще подписывать, с какого он дерева, только я не все деревья знаю.

Но вот есть вещи и правда бессмысленные. Бессмысленно дарить мне печенье даже в самой красивой коробке (хотя коробка очень даже пригодилась!). Бессмысленно объяснять бабушке (и многим вообще) про мою болезнь. Мама меня научила:

– Галчонок, ты если что, говори, что это как сахарный диабет, только про глютен, ладно?

– А если они не знают, что такое глютен?

– Ну, а ты говори – это все, что злаки. Уж злаки-то, наверное, знают.

Бабушка приехала в отпуск и жила у нас почти месяц. На третий день она напекла пирожков. С картошкой, капустой, мясом.

Мама. Мама!

Бабушка. Дочь! Спокойно! Я все сделала правильно! Я добавила рисовую и кукурузную муку!

Мама. Куда добавила?

Бабушка. В тесто.

Мама. А тесто из чего?

Бабушка. Обычное тесто: дрожжи, мука, яйца… Но простой муки мало! Всего ничего! Там еще ржаная мука, рисовая и кукурузная, а пшеничной чуть-чуть, только для эластичности.

Мама (безнадежно вздыхая). Галчонок, давай откроем волшебный шкафчик. Пирожки папа завтра на работу заберет.

В волшебном шкафчике лежат всякие безглютеновые вкусности. Они дорогие, поэтому я не ем их каждый день, а только по праздникам или когда грустно.

– Ну, я просто не знаю, чем ее порадовать, – растерялась бабушка, глядя, как я уминаю амарантовые подушечки.

– Своди ее в кино, – предложила мама.

И мы пошли в кино. На мультик, очень смешной. Бабушка пыталась купить мне мороженое, но я покачала головой.

– Прости, я автоматически, – сказала она. – Мне нужно привыкнуть.

– Привыкнешь, – утешила ее я. – Все привыкли.

Я тоже привыкла. Однажды в четвертом классе Лерка заманила меня в кулинарию, у нас как раз открыли около школы. Вот что мне там делать? А она:

– Ну давай зайдем, ну, посмотрим! Мне папа денег дал, давай по одной только пироженке!

Знает ведь, что мне нельзя, а все равно уговаривает. Я тогда подумала: ну ладно, зайду просто с ней. Зашла. Там так умопомрачительно пахло! Я до сих пор этот запах помню, хотя уже три года прошло, раз я в седьмом классе сейчас. И Лерка купила два пирожных. И я не устояла. И съела. Вкусно так было! И ничего со мной не случилось. Вообще! Ну, немного тошнило вечером, но это, наверное, оттого, что много масляного крема. С непривычки просто. Ну и через два дня мне показалось, что у меня температура. Но может, просто показалось! И на следующий день мы опять туда зашли. И через день – тоже. И все было нормально почти, только кашель небольшой по ночам, но мало ли! Что я, просто простыть не могу? А в остальном-то – вообще все хорошо! Я даже подумала, может, я уникум и у меня все прошло? Я ела пирожные каждый день, и Лерка тоже говорила:

– Вот видишь! Все с тобой в порядке! Может, это вообще врачебная ошибка?

Ну не знаю… Мы же в больнице лежали, и мне делали биопсию. Кошмарная процедура, говорят, но я не помню, мне делали под наркозом. Может, я уникальная такая и вылечилась?

В общем, все это длилось неделю. А потом случилось такое страшное, что не могу вспоминать до сих пор. Я пукнула. Сильно. И долго. На уроке, когда отвечала у доски. Это было ужасно. Я так растерялась, что не могла даже пошевелиться. И весь класс тоже застыл и смотрел на меня. Никто не смеялся и не морщился, только смотрели… Тогда я обхватила живот руками, как будто он сильно заболел, сложилась пополам и упала на пол. Я вся сжалась в комок и спрятала лицо, уткнулась в пол. Ольга Ильинична бросилась ко мне – она подумала, что мне плохо. Но я просто притворялась, чтобы не умереть от стыда. Ольга Ильинична отправила Лешу за медсестрой, а сама быстро позвонила маме. Меня увезли домой. Пришлось рассказать про кулинарию. Я старалась не сваливать все на Лерку, ну, что она меня уговорила. Боялась, что мама запретит мне с ней дружить. Но мама все равно звонила ее родителям, долго разговаривала с ее мамой и с Леркой. Та потом на меня набросилась: