Трофей императора - Алина Углицкая

- Ох, ну точно, не удалась.

- Хватит, - оборвала Лидия, поднимаясь. – Я хочу прогуляться перед обедом. Говорят, в Ирригене прекраснейший сад и фонтаны.

И снова Ленси почувствовала, как ее щеки пылают.

Да, в Ирригене прекрасны не только сад и фонтаны. В нем есть еще кое-что…

Звонкие голоса неслись в раскрытое окно, переплетались с журчанием фонтанов, отвлекали, не давали сосредоточиться. Заставляли Владыку хмуриться, недовольно покусывать кончик пера, которым он уже несколько минут выводил на гербовой бумаге бессмысленные вензеля.

Но дело было не в девичьем смехе, долетавшем с улицы, и не в навязчиво-сладком аромате жасмина, принесенном ветром из сада.

Дело было в другом.

Мысли, занимавшие его целую ночь, и сейчас не давали покоя.

Альхайра.

Во мнимом спокойствии и безмятежности этого слова таилась угроза. Алмазный дракон чувствовал в воздухе ее отголоски так же, как дикие звери чувствуют приближение стихийного лиха.

Бросив перо, Роннар поднялся. Решительно пересек кабинет, с намерением захлопнуть окно, и застыл, едва положив руку на створку. Немигающий взгляд дарга впился в стайку юных дев, облюбовавших открытую террасу рядом с фонтанами. Отсюда он видел только их узкие спины да затылки, прикрытые шляпками. У всех, кроме одной.

Она стояла отдельно, возле фонтана, задумчиво глядя, как солнце играет в серебряных струях. Яркие лучи освещали ее легкую, воздушную фигурку, делая похожей на сказочную фею. Они наполняли сиянием выбившиеся из гладкой прически пряди волос, и от этого казалось, будто лицо девы окружено ореолом.

- Владыка?

Голос Фаэрна привел его в чувство.

Роннар моргнул, сбрасывая наваждение. И вдруг понял, что все это время не мог дышать от того, что какая-то неизвестная сила сжала его сердце в железных тисках.

- Это она, - хрипло выдохну он, не сводя глаз с фигурки у фонтана. - Альхайра.

Драконий инстинкт подсказал это еще до того, как осознал человеческий разум.

Рубиновый подошел и тихо встал рядом.

- Узнать, как ее зовут? - предложил, незаметно разглядывая императорских невест.

- Не стоит. Всему свое время.

Он сам узнает ее имя. Вечером, на Балу. Пусть это пока останется тайной, так будет проще и для него, и для нее. Ведь она, глупая, даже не ведает, что происходит.

Фаэрн легонько откашлялся, привлекая его внимание.

- Я сделал, как ты сказал. Кларенс ничего не заподозрил, но я связал его обетом и отдал в распоряжении Западного полка. Сегодня вечером они выступают.

- Отлично, - обронил Роннар, не отрывая взгляда от той, что отныне была его самой ценной наградой и наказанием.

- И еще. – Рубиновый замешкался, собираясь сообщить нечто малоприятное. – Рейна. Ты ее видел?

- Приходила. Просила, чтобы я позволил остаться, - Владыка в упор глянул на друга. – Но ей лучше уехать.

- Она остановила меня в приемной, буквально бросилась в ноги, умоляя поговорить с тобой. Сказала, что уедет и не станет тревожить, если ты ей позволишь остаться на Бал.

- Нет. Я не меняю своих решений.

Фаэрн склонил голову, услышав в тоне брата железные нотки.

- В столицу уже прибывают первые невесты.

- Это хорошо. Надеюсь, их будет достаточно.

Бросив последний взгляд на фонтан, Роннар решительно захлопнул окно.

- Ты должен сделать еще кое-что, - произнес сухо, почти без эмоций, глядя прямо перед собой. Но от Фаэрна не скрылось, как лицо Владыки подернулось болезненной судорогой. – Ты знаешь, о чем я. Сейчас самое время, пока большинство моих подданных будут заняты поиском пары.

- Да, мой император. Но сколько еще…

Тот жестом заставил его замолчать.

- Пока не найду тех, кто посмел.

Фаэрн покачал головой:

- Столько лет прошло. Вряд ли мы их найдем.

- Найдем, - губы Алмазного раздвинула улыбка, от которой Рубиновый похолодел. – Я чувствую, они где-то близко. Трусливо прячутся по углам, выжидают. Но я не хочу, чтобы мой… - он резко оборвал себя на полуслове. В потемневших глазах вспыхнуло пламя. – Не хочу, чтобы хоть кто-то, кто дорог мне, снова стал мишенью. Я поклялся над гробом Присциллы, что не допущу этого. Даже ценой собственной жизни.

- Я знаю, - почти прошептал Фаэрн, глядя, как на застывшем лице императора выступает алмазная чешуя – признак сильных эмоций, которые тот пытался сдержать за внешним спокойствием. – Я тоже там был. Можешь рассчитывать на меня.

- Только на тебя, - сделав внезапный шаг, Роннар сжал плечо брата, и тот, поддаваясь порыву, сделал ответный жест. – Не подведи!

Они оба знали, о чем идет речь. Но есть вещи, о которых нельзя говорить вслух даже в пустой комнате. Даже если ты точно уверен, что рядом нет никого, кто может подслушать. Потому что слова причиняют боль. Бьют по самому слабому. По тому, что хочется спрятать от всех, сохранить в тайне даже от себя самого.

Есть слова, что лежат в душе мертвым грузом.

Есть вещи, о которых лучше молчать. И помнить. Потому что пока помнишь, продолжаешь жить дальше.

Опустив руку, Роннар глянул на стол. Будто вслед за его взглядом солнечный луч скользнул по голубому сукну, заиграл на золотых вензелях, украшавших гербовую бумагу, и замер на запечатанном тубусе, лежавшем чуть в стороне от остальных документов.

- Возьми его, - Владыка указал взглядом на тубус. – Там все, что потребуется.

- Послание будет? – тут же деловито осведомился Фаэрн, пряча тубус в поясную сумку.

- Нет. Никаких посланий. Ты сам знаешь, что передать.

Они обменялись красноречивыми взглядами, прекрасно понимая друг друга без слов.

Фаэрн покинул императорское крыло в приподнятом настроении. По крайней мере, в этом были уверены все, кто встретился у него на пути.

Он заглянул на кухню, где вовсю шла подготовка к предстоящему балу. Позубоскалил с молоденькими служанками, пощупал за бока дородную Грейту – главную кухарку, чем вызвал негодование этой достойной дамы. Получил от нее мокрой тряпкой по шее и под шумок стащил из кадушки пару моченых яблок.

А потом, насвистывая незатейливый мотивчик, направился к загонам ездовых инкардов – бескрылых ящеров, которых разводили только в Ламаррии.

Там он собственноручно оседлал одного из них и вывел под уздцы.

- Далеко ли собрались, милостивый льер? – прикрываясь рукой от солнца, пробасил старый смотритель императорских «конюшен».

- Через три дня вернусь, - важно бросил Фаэрн, забираясь в седло. - Хочу родственников проведать.