Фобия - Наталья Андреева

— Марк сказал, до метро.

— Не поняла?

— Он сказал, что подвезет Анатолия до метро.

— Ну, не мог же он сказать тебе правду! Сама посуди. Короче, Марк высадил Анатолия у поворота к моему дачному поселку. Три километра по проселочной дороге до моей да…

— Я знаю.

— А сам поехал дальше.

— И, наверное, мне позвонил… Полтора часа.

— Что?

— Выходит, что три километра Анатолий шел полтора часа.

— Может, Марк звонил, когда Анатолий был еще в машине? Слушай, когда мужики друг с другом солидарны, они врут напропалую. Мы его потом спросим, Толика.

— А сейчас не скажет?

— Знаешь, я ему водки налила. Купила бутылку, чтобы согрелся. Все-таки зима, не лето, по шоссе шел пешком. Попробую с ним еще поговорить, конечно, но… Погоди ты! Отстань!

— Я слышу какой-то мужской голос. Это он?

— А кто еще? Выпил, целоваться лезет. Шучу, шучу. Когда это я мужиков боялась? Наверное, не буду с ним сегодня больше разговаривать, выпровожу, и все. Главное, машину починил, теперь могу ехать.

— Ночевать там не будешь?

— Наверное, буду. Печку натопила, тепло. Да, останусь. А этого сейчас провожу. Я с ним завтра поговорю, ладно?

— Ну, если он пьяный.

— Ты переживаешь, что ли?

— Да. Очень переживаю. Даже не знаю, кому бы еще позвонить? Разве в милицию?

— Зачем в милицию?

— Ника, мне что-то не по себе.

— Ну хорошо. Ты думаешь, он в аварию попал?

— Ну да. Выпил, сел за руль, дорога скользкая, да еще по мобильнику вздумал разговаривать! И потом этот крик и короткие гудки…

— Раз мне машину починили, я для успокоения твоей совести сейчас подвезу Толика до поворота, а сама проеду чуть вперед. Где, говоришь, живет его любовница?

— Я тебе ничего не говорила.

— Но ты же знаешь?

— Да, знаю. От поворота на твою дачу еще километров десять вперед, по старой Волоколамке. Да, должно быть, не больше десяти километров.

— Десять километров — это немного. Я проеду впереддо поворота на?… Ну, не хочешь, не говори. Кавалер мой уже готов. Короче, я тебе позвоню.

— Спасибо тебе огромное.

— Да пока не за что. И не переживай ты так: найдется твой Марк.

— Я уже и не знаю, что думать. Я чувствую себя такой виноватой…

— Все, побежала машину заводить. Бог с ней, с теплой печкой, домой поеду! Целую! Пока!

Звонок.

_ Да?!!

_ Рина держись

— Ох, нет!

— Держись, Рина. Если не я, то кто-нибудь все равно сообщит. Здесь уже милиции полно.

— Нет!!!

— Тебе нельзя сюда приезжать. Это ужасно.

— Что там?! Что там такое?!!

— Его машина перевернулась, похоже, занесло, упала с моста. Речушка мелкая, так, ручеек, но высота… Съезд со старой Волоколамки в сторону скоростной трассы. Здесь уже и милиция, и пожарные.

— Пожарные?!!

— Его машина горит. Это Марк, Рина. Трудно определить, но, кажется, горит именно «Опель-универсал». Я сейчас на мосту. Пропустили с трудом, но я сказала, что, возможно, знаю этого человека… Ты меня слушаешь?

— Да.

— Что у тебя с голосом?

— Ты уверена, что это Марк?

— Когда потушат пожар, я спущусь вниз и попытаюсь на него взглянуть. На то, что от него осталось. О господи, господи!

— На это же невозможно смотреть…

— Ничего, я же врач. Мы на практике в морге…

— Я, кажется, почту сегодня еще не брала.

— Ты в порядке?

— Да, кажется. Но почта.

— Какая почта, Рина? Ты в порядке?! Вызови «скорую», немедленно!

— Мне тоже надо будет ехать?

— Куда?

— В морг.

— Рина, мужайся. Этого не избежать. Ты жена, ты должна увидеть его тело и…

— Тело!

— Держись! Я же не могу быть одновременно в двух местах! Погоди, пожар, кажется, потушили. Ничего еще не ясно. Держись.

— Ника!

— Я тебе перезвоню.

— Господи, только бы это был не Марк! Толькобы это был не…

Звонок.

— Нет!!!

— Это Марк, Рина. Это Марк.

— Как же долго-то!

— Подойти было просто невозможно! Ты себе даже не представляешь, что здесь творится! Он обгорел просто до неузнаваемости! Какой-то жалкий клочок дубленки чудом… Рина?!!

— Нет.

— У него золотое кольцо на пальце. Ты помнишь это кольцо? Оно, конечно, само по себе ничего не значит, но камень… Там гравировка. Ты помнишь?

— Да. Я сама ее делала. Ходила к граверу. Большой черный камень, полудрагоценный. Мне еще говорили, что в золоте это не будет смотреться, но я, кажется, впервые в жизни заупрямилась. С внутренней стороны камня надпись…

— «Марку с любовью на всю жизнь»

— Это он. Какая же глупая надпись! Глупее я ничего не могла придумать! Господи, какая же дура! Только теперь начинаю понимать, какая дура!

— И еще. Рина? Ты меня слушаешь?

— Да.

— Он держал документы на машину в железном ящичке?

— Да. У Марка во всем был порядок. Открыть ящичек, положить документы, закрыть ящичек, запереть на замочек, убрать ящичек, положить в карман ключик…

— Рина!

— Все, все.

— Так вот, этот ящичек сейчас вскрыли. Там документы.

— Я уже поняла, что это Марк.

— Ты так спокойно это говоришь.

— Да.

— Только не вздумай что-нибудь с собой сделать! Тебе сейчас, должно быть, будут звонить. Из милиции. Надо, чтобы ты опознала тело, подписала бумаги.

— Хорошо.

— Я не могу все время с тобой разговаривать.

— Я знаю.

— Не могу занимать твой телефон.

— Я знаю.

— Ну что мне делать?

— Ничего. Ничего не делать.

— Я еще нужна здесь. Мне надо протокол подписать.

— Подписывай.

— Меня зовут.

— Иди.

— Ну, все?

— Все.

— Дождись меня. Обязательно меня дождись!