Траектория чуда - Аркадий Гендер

Я слушал эту исповедь молча, забыв, что застегивал рубашку. Боже, какая драма! Таша уже давно закончила рассказывать свою невеселую историю, а я все стоял, теребя пальцами пуговицы.

Она улыбнулась, подошла ко мне, и сама застегнула мне рубашку.

— Не бери в голову, а то что-то загрузила я тебя, — улыбнулась мне она.

— Как не брать в голову, когда тут буквально Ванесса Мэй тебе рубашку застегивает, — отшутился я, находясь, на самом деле, все еще под впечатлением всей истории короткой жизни Талии.

— Ванесса Мэй — подготовишка! — заносчиво и задорно хмыкнула она, застегивая последнюю пуговицу. — Ну вот, туалет его величества завершен.

— Спасибо, — поблагодарил я ее, положил ей руки на плечи и поцеловал в пробор волос на голове.

Надо было идти, но уходить не хотелось. Так бы и стоял вечность, полуобняв это непонятнополое существо с грустными глазами доброй волшебницы.

— Иди, Антонушка, тебе пора, — первой нарушила молчание Талия.

— Вообще-то, меня зовут Глеб, — сознался я.

— Иди, Глеб, — совершенно не удивилась Талия. — Хотя я уже так привыкла к имени Антон, и идет, по-моему, оно тебе больше, чем Глеб.

Я вынул кошелек, достал двести долларов и положил их на стол, подоткнув краешки бумажек под пепельницу.

— Спасибо, — поблагодарила Талия и добавила, опустив глаза: — Знаешь, мне не хотелось бы, чтобы ты думал, что деньги — главное для меня.

— Я так и не думаю! — серьезно и искренне воскликнул я.

Таша в ответ наградила меня таким благодарным взглядом, что я расцвел. Потом подошла ко мне и сказала, заглядывая в глаза:

— Мне очень хорошо и легко с тобой, Антон, то есть, Глеб. Я очень благодарна тебе. Может быть, еще увидимся когда-нибудь?

Непонятно как-то это прозвучало, — не приглашением, а, скорее, просто допущением… И глаза ее были полны грусти. Все-таки странная она…Хотя — и неудивительно. Я обнял ее за плечи, ободряюще улыбнулся:

— Конечно, увидимся! К сожалению, завтра я занят…

— Да и меня не будет всю следующую неделю, — со смехом поддержала шутку она. — Если хочешь, оставь мне свой номер для связи, я позвоню тебе сразу же, как вернусь в город.

Хотел ли я? Если честно, то сейчас, обуреваемый ураганом противоречивых эмоций, я не знал, но все же нацарапал ей на клочке бумаги номер своего мобильного. Больше, к сожалению, задержаться не было ни одной причины. Надо было идти. Я наклонился, чтобы на последок чмокнуть Талию в щеку, но она подставила губы. Прощальный поцелуй, казалось, длился вечность, но и он кончился.

— Ну все, беги, — прошептала она.

Я еще минуту стоял и смотрел на нее, потом повернулся и пошел к выходу. Открыл дверь, вышел на лестничную клетку. Талия, как давеча, встала в проеме, прислонившись плечом к косяку.

— Я буду скучать, — сказала мне она на прощанье.

В ответ я сделал ей дебильное чао ручкой и через ступеньку побежал вниз по лестнице. Звук закрывшейся двери донеся до меня, только когда я был уже на первом этаже.

Пятница, ночь

Когда я вышел из благоухающего все теми же ароматами подъезда на свежий воздух, мои часы показывали одиннадцать. На улице было темно, тепло и тихо. Как в мае, пахло липами. Наверное, именно эти минимум полувековые великаны создавали во дворе этот специфический микроклимат, когда даже в такие жаркие дни в квартирах пятиэтажек, не дотягивающихся крышами до верха даже самых низкорослых деревьев, было свежо и прохладно. Я включил телефон, и сразу же раздался звонок. Определитель, разумеется, высветил домашний номер. Голос Галины дрожал от гнева.

— Глеб, где ты? — без лишних формальностей типа «здрасьте» спросила супруга, но, слава Богу, не дождавшись ответа и не заставив меня лишний раз врать, перешла от вопросительной части своего монолога к повествовательной. — Ну как можно так долго быть не на связи, мы все извелись, ну сколько может это продолжаться, когда ты будешь, в конце концов?

Как хорошо, что при таком количестве последовательных вопросов отвечать можно только на последний. Тем не менее я уже был готов дать разгневанной супруге развернутую версию того, почему мой телефон в течение четырех последних часов не работал:

— Галюш, ну что ты нервничаешь, ты же знаешь, что у Сереги в офисе телефон не берет, мы тут сидим с шести часов, кумекаем, как быть дальше с работой, я вот только вышел, еду домой, Серега вот тебе кланяется.

В роли моего якобы партнера по бизнесу Сереги, которого я выдумал исключительно для отмазок перед Галиной, сейчас выступал драный уличный кот непонятной масти, усевшийся у моих ног видимо, в ожидании подачки. По крайней мере, передавая Галине привет от несуществующего Сереги, я смотрел именно на это хвостатое существо.

— Кланяйся, — шепнул я ему, и котяра в ответ непонимающе мяукнул.

— Ну, слава Богу, — сразу перешла на октаву ниже Галина, — а то я уже извелась вся. Передавай привет Сергею, и быстро домой, хорошо? Надеюсь, вы не выпивали?

— Конечно, нет, — ответил я тоном, которым говорят: "Конечно, да". Теперь мысли Галины будут плотно прикованы к вопросу, пьяный ли я еду за рулем или не очень. Того мне и надо, пусть думает об этом, а не о том, где я на самом деле был. Я передал коту Сереге привет от жены, сел в машину и поехал домой.

Со Щелчка в мои родные Медведки так поздно вечером быстрее всего, ясно, по МКАД. Подсвечивая себе дорогу одинокой фарой (вторую недавно расколотил вдребезги каенюка из-под колеса прущегося с бешенной скоростью впереди КамАЗа), долетел по практически пустой уже Кольцевой за каких-то пятнадцать минут, и всего-то в половине двенадцатого подъехал к дому, находясь в прекрасном расположении духа. Поднявшись на лифте, коротко звякнул в дверь, чтобы не разбудит Юльку.

— Кто? — послышался приглушенный дверью голос Галины.

— Кто, кто? Жан Кокто, — скаламбурил я, запоздало сообразив, что вряд ли я

рассказывал Галине про этого великого французского режиссера и драматурга.

Галина открыла дверь, мрачная, как тень отца Гамлета, и я широко улыбнулся ей навстречу.

— Рада, что у тебя хорошее настроение, — саркастически усмехнулась Галина.

— Не вижу причины, чтобы оно у меня было плохим, — парировал, разуваясь, я. — Что-то случилось?

Тут Галина открыла рот, и не закрывала его все следующие минут пять, в течение которых я ходил по нашей маленькой квартирке и раздевался. Начала она с того, что рассказала мне, что она устала от моих проблем на работе, от безденежья (всем бы гражданам Российской Федерации такого безденежья!), что предстоящей зимой ей не в чем ходить, в то время, как у Риты (Рита — это у нее как Фима Собак при Эллочке Щукиной), три (!) норковых шубы.

— Копеешных! — вставил с трудом я, но на Галину моя реплика не произвело никакого впечатления, однако изменить направление генерального наступления заставила: