Новая Жизнь 4 - Виталий Хонихоев

— Потому первое, чем мы все должны пожертвовать — это страх. Вот ты, Киоко-сан — готова пожертвовать своим страхом?

— Э… ну конечно. Готова! — кивает Киоко. Она еще не понимает куда я ее веду.

— Хорошо. Тогда — раздевайся. — киваю я и поворачиваюсь к ошеломленной аудитории: — раз уж все мы тут за Даром, то я полагаю, что никто не будет стыдить Киоко-сан и мы предоставим ей безопасную аудиторию. Прошу всех сохранить все, что здесь происходит в тайне и не снимать происходящее на телефоны. — когда я так говорю, я конечно же ожидаю, что половина аудитории начнет снимать из-под полы. В свою очередь, понимая это — Киоко нипочем не разденется на аудиторию. Это наедине еще возможно, но вот так…

Я радуюсь. Ай да Кента, ай да сукин сын! Вот так взять и провести всех. Сейчас Киоко скажет: «Кьяя!» и убежит со сцены… ну или просто откажется раздеваться, я в свою очередь только руками разведу, дескать пытался, пробовал, не вышло. Цитируя старую цирковую кобылу Машку после прыжка через огненное кольцо, который закончился пожаром — ну не шмогла, не шмогла.

Что дальше? Прочитаю лекцию, пожалуюсь на косность человеческого мышления и засилье социальных страхов, скажу в стиле Марти Макфлая — «наверное, вы к такому еще не готовы, но вашим детям это понравится». И пойду обедать. Преодолев кризис и избежав проблем.

— И… а дальше что делать? — раздается голосок сзади, и я поворачиваюсь. Что дальше? Смотрю. Моргаю. Дышу. Пытаюсь осознать происходящее.

— Прохладно так стоять. — говорит совершенно голая Масуда Киоко, менеджер по продажам. Хотя, я несправедлив — на ней все еще туфли-лодочки и бейджик на синей лентоке через шею. Видимо, чтобы не перепутали. Корпоративная культура, мать ее…

Ну вот и все — толкнулась в голову одинокая мысль, дотрынделся товарищ Кента, пусть земля ему будет пухом. Глядя на смущенно прикрывающуюся руками менеджера Стеньку Разина, сиречь Масуда Киоко — это все, что я мог подумать. Иных мыслей в голове не было, дул ветер и одинокое перекати-поле прыгало через пустырь под музыку Эннио Морриконе.

И поделом мне. Разницу в возрасте и в той самой, воспитанной на предприятии корпоративной культуре не учел. Это тебе не школьниц на слабо разводить, тут разговор короткий — надо, значит надо. А как иначе — вон, уважаемые люди сидят в зале, а она тут смущаться будет, ради коллектива, ради общего дела живота не пожалеет. Попытка противопоставить менеджера Киоко коллективу с треском провалилась и сеанса магии с одновременным ее разоблачением провести не удастся. Какой тут Дар Любви, тут кризис на всю голову, и если я сейчас же быстро что-нибудь не придумаю, то меня тут гнилыми помидорами и дохлыми кошками забросают. Или что тут у них под рукой? Банки с газировкой? Вот ими и забросают. Раздел девушку зря, чего спрашивается раздевал? Что дальше то, товарищ Сухов? Что будем делать со свободными женщинами Востока?

— Как ты себя чувствуешь, Киоко-чан? — спрашиваю я, пытаясь тянуть время, показывая толпе, что я знаю, что делаю. Нельзя дать понять, что я ни черта не понимаю, что творю и у меня нет никакого плана. Сейчас я как лыжник, который оседлал лавину — несусь вперед, понимая, что только оступись и тебя погребет под тоннами плотно утрамбованного снега, да так, что не найдут и через десятки лет.

— Я… мне стыдно. — признается она: — и холодно. И я прошу прощения, что надела домашнее белье на работу. Я не думала, что сегодня будем раздеваться.

— Понятно. Что же… — я поворачиваюсь к остальным. Ход уже сделан и события развиваются в определенной направленности. Чтобы иметь возможность маневрировать мне нужна энергия, сопротивляясь событиям — ее не получишь. Потому — надо толкать в том же направлении, куда события и развиваются. А значит, нельзя тормозить, надо давать газу. Эта самая корпоративная культура и будет моим союзником. Сейчас, раз уж ситуация дошла до того, что рядом со мной (руку протянуть!) на сцене стоит одетая только в туфли-лодочки и бейджик на шее, менеджер Масуда Киоко, — нельзя останавливаться. Ущерб уже нанесен, если сейчас сказать «стоп игра» и «да я пошутил» — то можно и живым не выйти. А вообще, конечно, будет очень неудобно. Перед Масудой Киоко в первую очередь. Вот недооценил я ее, недооценил. Но как можно скрыть, стереть из памяти собравшихся это зрелище — все мы тут одетые и только Киоко стоит, прикрывая ладошками то, что Харуки Мураками называет publichair. Кстати, японские женщины не депилируют волосы полностью, предпочитая интимные стрижки, полная депиляция осуждается в общественных банях, существует поверье, что так вот делают только проститутки и легкие на передок девушки. И актрисы AV-индустрии. Потому у менеджера Масуды Киоко-сан между ног — симпатичная и аккуратная полоска волос, которую она и прикрывает своими узенькими ладошками.

Где умный человек прячет лист — задаю я сам себе вопрос, ответ на который знает пастор Браун. Конечно же в лесу. Где умный человек прячет камешек? На морском берегу. Где не такой уж и умный человек сейчас спрячет голую девушку? Среди других голых девушек. И мне прямо сейчас нужно много голых девушек. В наличии же, пока — много одетых.

— Как видите — ничего страшного не случилось — говорю я, начиная расстегивать свою рубашку: — одежда — это всего лишь навязанный человечеству стереотип, искусственно созданный симулякр, который показывает статус, гарантирует защиту и дарует безопасность. Однако все это — мнимое. Кто мы на самом деле — если убрать эту шелуху, которая отделяет нас от мира? Я не буду навязывать свою точку зрения и не буду заставлять вас раздеваться. Однако если вы чувствуете в себе такую потребность, то и препятствовать не буду. Тем не менее, сам я считаю необходимым как минимум показать отсутствие социального страха с собственной стороны.

В зале раздаются шепотки. Я снимаю рубашку. Шепотки усиливаются. Вот сейчас мне немного досадно, что я не Сомчай, вот уж кто восточный Геркулес с плитками пресса на животе, это и животом-то не назовешь, бронеплиты, покрытые коричневой, загорелой кожей. Ну и ладно, думаю я, сейчас речь не о теле, а о духе… вернее я пытаюсь перевести тему с телесного уровня на духовный, потому как телом сейчас даже пятерых менеджеров по продажам не вывезу. Или все-таки сдаться и нырнуть в зал, в обнимку с менеджером Киоко и Капибарой Момо? Воображение услужливо нарисовало мне картинку, и я только головой помотал. Держись, боец, бой только начался, а ты уже сдаешься? Нет, будем биться до последнего. Как говорил мой отец — никогда не требуй от людей того, чего не можешь сделать сам. Раз уж менеджер Киоко тут в одном бейджике стоит, то и мне следует пример подать. А то говорить всякий может, а вот действовать…

Но что я могу сейчас? Давайте честно, я — шарлатан, фокусник из дешевого балаганчика на краю дороги, показывающий как доставать усталых кроликов из старого, помятого цилиндра, извлекать четвертаки из носа у малышни и распиливать такую же усталую, помятую с растяжками на животе и целлюлитом на бедрах ассистентку в чулках сеточкой. Дешевые трюки, вызывающие зевоту, это можно показывать на утреннике в детском садике, но не перед искушенной публикой. А особенно — не перед теми, кто может и спросить за качество. Кто может закидать тяжелыми банками с газировкой. Так и напишут в протоколе осмотра места происшествия «труп молодого человека, с выраженными травмами, нанесенными тупым тяжелым предметом».