Блаженство - Лоринда Скотт

— Ну и черт с тобой, «живая легенда» Дональд Кимберли! — сквозь зубы пробормотала Маргарет и, прыгая через две ступеньки, заторопилась в спальню мальчиков.

Кевин лежал, уткнувшись лицом в подушку, захлебываясь в душераздирающих рыданиях, а Тони сидел рядом с ним, беспомощно гладя брата по спине и сглатывая комок в горле.

— Я ненавижу его, — всхлипывал Кевин. — Он злой, жестокий, и я ненавижу его!

— Ох, дорогой мой…

Маргарет сгребла Кевина в объятия, прижала с другой стороны Тони и стала укачивать их, пока страсти не поутихли.

— Не сердись на него, папа сейчас очень много работает и сильно устает.

— Он всегда устает и всегда много работает. Он никогда не бывает дома, а когда приходит, то запирается в библиотеке и не выходит. — Голос Тони был полон горечи.

— Лучше бы вместо мамы умер отец, — сказал Кевин. И Маргарет была готова заплакать вместе с ними.

Дональд явился поздно, принял душ, переоделся и уехал на обед с Элизабет. Времени поговорить с ребятами у него опять не нашлось. Он пообещал, что займется Ими с утра. Но никаких особых надежд на него уже никто не возлагал.

Магги и ребята спокойно поужинали на кухне. Мальчики были в подавленном настроении, и, покончив с едой, она предложила им перебраться в гостиную и посидеть у телевизора. Но ни одна из программ их не заинтересовала.

— Мы можем посмотреть снимки, — внес предложение Кевин.

— Снимки?

— Мамы. Папа не дает их нам, боится, что они нас расстроят, а мы думаем, что он сам расстраивается. В общем, он не любит, когда мы смотрим их… А вы хотите увидеть ее?

— Да, Кевин, думаю, что хочу.

Он соскочил с дивана и, подобравшись к угловому шкафу, вытащил два фотоальбома. Первый оказался посвящен свадебной церемонии, и на серебряной пластинке, врезанной в обложку, были выгравированы имена новобрачных. «Дональд Джонатан Кимберли и Кэтрин Мария Робинсон», — прочитала Маргарет.

Открыв нарядную обложку, Маргарет увидела смеющуюся хорошенькую девушку с искрящимися глазами и белокурыми локонами и стоящего рядом с ней юного Дональда, который, лучась счастьем и любовью, обнимал свою юную невесту.

— Она была очень красивой, — сказала Маргарет ребятам.

Покивав, они принялись перелистывать страницы, по очереди знакомя ее с членами семьи, но Магги смотрела только на Дональда, глаза которого сияли гордостью, и на миниатюрную и обаятельную Кэтрин.

Она задумалась, почему эту юную женщину, полную жизни, постигла столь трагическая смерть? Может, другой альбом даст ответ на этот вопрос. Но этого не случилось. Плотные серые страницы были заполнены давними снимками, сделанными, скорее всего, во время их медового месяца. Затем пошли младенческие фотографии двойняшек, которые превращались в малышей, а затем в лихих сорванцов с проказливыми ухмылками и сбитыми коленками.

И вдруг все кончилось.

— Она умерла тем летом, — сообщил Тони. — И больше в коттедж мы не ездили.

— В коттедж?

— На мысе Фламборо-Хед. Он на вершине скалы. Точно не помним, но в нем много других фотографий.

— Так захотел ваш отец? — спросила Маргарет.

Кевин печально кивнул.

— Мы спросили папу, почему там больше не бываем, а он сказал, что очень занят.

— Хотя Кризби ездит, и многие другие с его работы там бывают. Только не мы.

— Кризби?

Кевин сморщил нос.

— Элизабет Кризи. Мы зовем ее Кризби. Она противная! — Он закатил глаза. — «Я хочу сказать, если у вас что-то зудит, надо почесать, но каким образом?».

Маргарет закусила губу, чтобы не рассмеяться. Где они это услышали? Не было сомнений, что Кевин повторил фразу как попугай.

Она мягко укорила их, намекнув, что не стоит никого передразнивать, после чего, не считаясь с протестами, погнала ребят мыться — и спать.

Значит, он утоляет зуд с помощью Элизабет. Эта малоприятная мысль пришла ей в голову, когда она убирала гостиную. Что ж, у него есть на это право. Чего ради такому видному мужчине вести монашеский образ жизни?

Тем не менее Маргарет огорчило, что после утренней сцены он все же предпочел отправиться к любовнице, а не остался пообщаться со своими сыновьями.

Она решила, что пришло время серьезно поговорить с нерадивым отцом заброшенных малышей, и, свернувшись калачиком на диване в гостиной, весь вечер гоняла по экрану канал за каналом.

Мистер Кимберли явился к полуночи, открыв двери, когда старые дедушкины часы в холле стали отбивать двенадцать ударов.

— Точность, достойная призрака Генриха VIII, — встретила его Маргарет, и он ответил усталой улыбкой.

— Привет. Вы засиделись допоздна?

— Да… я хотела поговорить с вами.

Он простонал.

— Можно хоть немного промочить горло? Я трезв как булыжник, чертовски устал, измотан до смерти, но понимаю, что вы не оставите меня в покое, пока все не выложите.

Он подошел к угловому бару и налил себе неразбавленного шотландского виски.

— О'кей, открывайте огонь.

Маргарет слегка пожала плечами.

— Речь пойдет о ребятах.

— О чем же еще? — Он опустился на другой край дивана, наблюдая, как девушка мучительно подыскивает слова. — Ладно, Маргарет, врежьте мне. Так что происходит?

Она набрала в грудь воздуха, перевела дыхание и встретила его угрюмый взгляд.

— Вы говорили с ними об их матери?

— О Кэтрин? — удивился он. — Не часто, но этому, в чем вы, без сомнения, скоро убедитесь, не стоит удивляться.

Она беспомощно приподняла плечи.

— Они переживают, что вас никогда не бывает дома, что вы не обращаете на них внимания, не позволяете рассматривать снимки матери, не берете на каникулы в тот коттедж и… — Она осеклась и опустила голову.

Дональд продолжал смотреть на нее.

— И? — вежливо поторопил он ее.

— Наверно, мистер Кимберли, он не хотел сказать ничего плохого, просто в ту минуту он был заведен…

— Маргарет, кто и что не хотел сказать ничего плохого? Расскажите мне.

Она медлила, печально глядя на Дональда.

— Одним словом… Кевин сказал, что на месте вашей жены лучше бы оказались вы.

Глаза его затуманились болью, и он быстро опустил веки, заставив Маргарет замолкнуть. А когда снова открыл их, взгляд был рассеянным и страдальческим.

— По крайней мере, с этим-то я согласен. Тем не менее, может, и к счастью, над такими вещами мы не властны. — Он выпил виски и снова наполнил стакан. — Выпьете?

Она отрицательно покачала головой.