Женитьба Стратонова, или Сентиментальное путешествие невесты к жениху - Георгий Вайнер

– Телеграмму я приму, но Баулина нет…

Мы вошли в квартиру, Саша быстро спросил:

– А где же сам-то Баулин?

– Он, по-видимому, ночует у своих родителей. Простите, но я не понимаю, в чем дело. Кто вы такие?

– Мы из уголовного розыска, – сказал Саша и протянул человеку свою продолговатую красную книжечку. – А теперь давайте ближе познакомимся. Кто вы такой?

Человек совсем растерялся:

– Я снимаю здесь жилье на время экзаменационной сессии. Я дважды в год приезжаю в Москву сдавать экзамены в заочном институте…

– Ваша фамилия?

– Хейсон, Юрий Григорьевич Хейсон.

– У вас, конечно, есть документы?

– Да, естественно. Но в чем дело? Проживание мне здесь разрешено, я предупреждал участкового.

Саша взял разговор полностью в свои руки:

– Это прекрасно, что вам разрешено проживание. Вы живете здесь один?

– Нет, здесь живет мой товарищ по институту, Завердяга, он из Одессы.

– Где сейчас находится ваш товарищ Завердяга?

Хейсон удивленно посмотрел на него:

– Вот здесь, в нашей комнате, спит. Но в чем дело, я не понимаю?

– Пустая формальность, – вежливо улыбнулся Саша. – Скажите, Юрий Григорьевич, а что, Баулин все время здесь не живет?

– Слушайте, товарищ сыщик, не крутите мне голову! Из-за пустых формальностей в наше время людей не будят среди ночи! Если вас что-то интересует, так вы мне прямо скажите, что вас интересует, а я вам скажу, что я знаю!

– Меня как раз и интересует Баулин, – усмехнулся Саша. – Так что, Баулин здесь совсем не живет?

– Почему же? – взмахнул Хейсон руками. – Он все время здесь живет и только последние три ночи уходит спать к родителям. После того как вернулся от жены.

– Так, так. Почему же он уходит, не знаете?

– То есть как почему? Где же ему спать? На полу, что ли? У него же там люди.

– Простите, не понял – какие люди?

– Жильцы у него сейчас! Ребят этих двое!

Саша быстро взглянул на меня и, не подавая виду, сказал:

– Так, так, это мы знаем. А что, эти ребята дома?

– Конечно! Я им сам дверь открывал не так давно.

– Прекрасно, прекрасно, – бормотал себе под нос Саша, потом неожиданно резко повернулся к Хейсону, тихо, будто штампуя слова, спросил: – А что, ребята пришли после крика на улице? Или до него? А?

Хейсон задумался, и тут по его лицу я поняла, что он наконец все связал в одну цепь.

– Подождите… Так что же это… Подождите… Этот крик… Конечно, они пришли позже… Конечно! Я еще спрашивал у них об…

Саша прижал палец к губам:

– Тихо, тихо. Их дверь эта?

Хейсон молча кивнул. Саша подошел к двери, засунул руку в карман пиджака, прислушался. Во всей квартире наступила такая тишина, что я отчетливо слышала бормотание водяной струйки в раковине на кухне. Саша на мгновение задумался, и я поняла, что он не может решить, как ему быть, – стучать или ворваться в комнату. Потом он взялся покрепче за ручку и рванул изо всех сил дверь на себя. Она распахнулась без всякого сопротивления – не заперто. Саша заглянул в комнату:

– Пусто, они удрали. Они удрали на такси…

Мы вошли. Саша высунулся в окно и сказал:

– Леготкин, берите дворничиху, она, наверное, знает, где живут родители Баулина, и езжайте за ним. Побыстрее, здесь нам надо сделать обыск…

Еще раз мне засвистел орудовец, чтобы я остановился, уже на выезде из Москвы. Но я только сильнее нажал на газ. Я никогда до этого времени не задумывался над тем, что значит «никогда». Всегда всему полагался свой срок. А вот теперь я понял, что есть «никогда». Есть вещи, которые не повторяются, не возвращаются. Есть простой и страшный барьер «никогда». Я не жалел, что вся прежняя жизнь умерла и неизвестно, какой будет новая. Важно, что она никогда не будет такой, как она была раньше. Я никогда не вернусь в старую жизнь. Никогда не будет того, что было раньше, что все время повторялось со мной почти восемнадцать лет. Серая дорога все бежала и бежала навстречу и сразу же навсегда пропадала сзади, и она была барьером, мостом через «никогда». И мне от этого было очень тоскливо и боязно. Говорят, что тонущий человек в последний момент перед смертью успевает увидеть четко, как в кино, всю свою жизнь. Не знаю, может быть, это и так, но только за один миг всю жизнь не увидишь. Какая бы ни была она маленькая и неинтересная. Потому что в ней полно очень важных мигов, которые и на память-то сразу не придут. Никогда ты сразу не решишь, какой из них определил твою жизнь. И в самое долгое мгновение их все не запихаешь.

Я все время вспоминал на этом темном пустынном шоссе, что, сидя с Володькой в ресторане на вокзале Даугавпилса, мы представляли себе все по-другому. Смешно, что люди иногда могут заглядывать в свое будущее. Но они видят только куски и поэтому ни за что не могут понять: как же там, в будущем, хорошо или плохо? Тогда, на вокзале, мы пили водку и настроение у нас было веселое, беззаботное. Я сказал Володьке: «Погоди, малыш, мы с тобой еще будем гнать на отличном моторе, а не на каком-то паршивом грузовике. Будем жать на сто двадцать, и бояться, малыш, нам с таким мотором будет совсем нечего».

Так и получилось, что мы с Володькой мчимся через ночь на сто двадцать. Но оба здорово боимся. Хотя я и сам не понимаю, чего нам сейчас бояться. Там, в ресторане на вокзале, пока мы дожидались московского поезда, было все просто. Как жить – тоже было ясно. Поживем в Москве, а потом поедем на юг, к морю. Проживем как-нибудь. Володька сказал, что если кончатся деньги, то мы их у кого-нибудь отнимем. Можно у какой-нибудь бабы отнять сумку или часы. А еще надо отнять транзистор – с транзистором веселее. Тогда я сказал, что лучше ограбить таксиста. «Как это?» – спросил Володька. «Очень просто», – сказал я. Был такой колоссальный фильм – «Особняк на Зеленой». Таксистов грабили и убивали. Но по-моему, они засыпались не потому, что их там ловко выследили, а потому, что сидели они все время на одном месте. Оттого и сгорели. А мы бы сразу укатили куда-нибудь далеко. «Поедем в Одессу?» – спросил я. А Володька сказал, что в Одессу так в Одессу, ему без разницы. Из Одессы можно будет поехать в Сочи или Сухуми. Хорошо, если бы можно было доехать до Сухуми на этом такси. Только опасно, что где-нибудь придется бросить по дороге, не сейчас, конечно. Пока там хватятся таксиста да сообщат – сколько времени еще пройдет! Кроме того, нужно еще знать, куда сообщать о нас. Мы пока что и сами не знаем, куда едем. Наверное, милиция нарочно распускает сказки о том, как ловко и бойко они работают, – чтобы боялись больше. Посмотрим, как они нас найдут. Им для этого надо до Баулина докопаться вперед. Кроме него, о нас в Москве вообще никто не знает.

Но сколько я ни думал вот так, все равно не проходила тревога. Володька все время молчал. Может быть, он тоже думал о Баулине? Поэтому я сказал: