Третье правило дворянина - Александр Герда

— Не только восстановления его доброго имени, но еще я очень хочу справедливости. Мне кажется, что добиться этого моя прямая обязанность.

— У вас есть какие-то конкретные обвинения и доказательства, виконт?

— Пока нет, но я буду стараться их найти.

— Понятно, — усмехнулся Романов. — Достойное желание, если, конечно, оно имеет под собой какие-то основания. Ну и то, что не бросаетесь обвинениями, пока этих самых доказательств у вас нет — это тоже правильно. К чему сотрясать воздух пустыми словами? Кстати, у меня к вам вопрос — вы знаете, что в Саратовской жандармерии вас называли Кровавым Бароном?

— Неужели? — надо же, какие интересные вещи всплывают за завтраком с Императором. — С чего бы?

— Вам лучше знать, — с улыбкой ответил он. — Может быть потому, что вокруг вас все время происходили весьма странные и загадочные события? Насколько я успел понять, их было довольно много за сравнительно небольшой период.

Так, значит с моим послужным списком он познакомился весьма подробно. Хотя, чему я удивляюсь — разве я поступил бы как-нибудь иначе?

— Видит Бог, я этого не хотел. Почему-то так происходит, что меня все время кто-то хочет убить.

— Я тоже обратил на это внимание, — хмыкнул Николай. — В связи с этим у меня к вам будет просьба — постарайтесь сделать так, чтобы в столичной жандармерии за вами не закрепилось аналогичного прозвища.

— Разумеется, Ваше Императорское Величество. Вообще-то, по натуре я весьма добр.

— Тогда давайте на этом и завершим нашу трапезу. Мне было приятно с вами познакомиться, виконт. Надеюсь, мы еще с вами увидимся.

Встали из-за стола мы с ним одновременно. Он еще раз кивнул мне и все той же стремительной походкой вышел из комнаты, оставив меня одного.

* * *

Великое княжество Московское.

Москва.

Кремлевский дворец.

Глава тайной канцелярии Игнатьев Яков Дмитриевич, который в Империи был более известен по прозвищу Ворон, очень нервничал. На его памяти Император вызывал его вечером во дворец лишь трижды, предпочитая все важные вопросы решать до обеда.

Игнатьев мерял шагами императорскую приемную и размышлял, чем могла быть вызвана такая срочность. Мысли громоздились одна на другую, но ничего полезного в голову не приходило. Он уже перебрал десятки возможных вариантов и каждый из них под особую срочность не подходил. В конце концов, он бросил эту затею и теперь просто пребывал в раздраженном от непонимания настроении.

Больше всего его томило ожидание. Он находился в приемной уже около сорока минут, а Император все никак его не звал и был занят каким-то важным совещанием. Наконец, тяжелые деревянные двери императорского кабинета распахнулись и в приемную потянулась вереница Мироходцев. На нашивках сплошь черепа с драгоценными камнями вместо глазниц, что говорило об их высоких званиях, хотя некоторые из них и вовсе обходились без нашивок.

Отлично зная кто такой Ворон, все они проходили мимо, стараясь не встречаться с ним взглядом — мало ли по чью душу здесь этот человек? Без особой необходимости общаться с ним желания ни у кого не возникло. Последним из кабинета вышел сам Император и улыбнулся Игнатьеву:

— Герцог! Вы уже здесь? Проходите, что-то мы тут с господами немного засиделись.

Яков Дмитриевич и в самом деле был чем-то похож на птицу, которой его называли. Темные, почти черного цвета глаза, мрачный, вечно подозрительный взгляд — создавалось такое ощущение, что он и в самом деле мог ни с того ни с сего больно клюнуть. Картину завершал неизменный черный плащ, который он носил практически постоянно и даже летом редко обходился без него.

— Присаживайтесь где вам будет удобно, — разрешил Романов, окинув рукой свой кабинет.

Игнатьев решил, что удобнее всего ему будет ближе всего к Императору, поэтому занял кресло возле стола Романова.

— Как вы думаете, зачем я вас вызвал? — спросил Николай Александрович.

— Зная вашу деятельную натуру, Ваше Императорское Величество, даже не стал пытаться догадываться, — соврал ему Ворон.

— Ой, темните, герцог! — шутливо погрозил ему пальцем Романов. — Но не буду вас долго томить, наверное, у вас и без того голова пухнет. Скажите, вы хорошо помните обстоятельства по делу Соколова Михаила Федоровича?

— Разумеется, — кивнул Игнатьев. — Вас интересует что-то конкретно?

— Да. Сегодня я имел честь беседовать с его сыном и у него есть подозрения насчет намерений отца, — Император внимательно посмотрел на герцога. — Вы же, как глава тайной канцелярии, должны знать, что имеет в виду молодой человек?

— У меня есть некие соображения на этот счет, — ответил Ворон.

— Вот и хорошо, — откинулся в кресле Николай Александрович. — В таком случае, потрудитесь поделиться ими со мной.

Вот чем мне не понравилась Москва, по сравнению с Саратовом, так это заторами и расстояниями. Пока смотаешься в центр по делу и вернешься обратно в Барвиху — целый день проходит. Нужно будет серьезно задуматься над покупкой вертолета, слишком много времени теряю на всякую ерунду.

После завтрака с Романовым, я еще заехал в пару торговых центров и к тому моменту, когда вернулся домой, меня уже дожидался бывший поверенный нашего рода — Тимофей Александрович Заплатин.

В моих воспоминаниях он отложился как зрелый энергичный мужчина, на вид которому было чуть меньше шестидесяти. Должен сказать, что за прошедшие два года он изменился очень сильно. Причем совсем не в лучшую сторону, так что меня встретил уставший старик, со слезящимися глазами и неуверенной улыбкой. Как быстро, при определенных обстоятельствах, людей меняет время.

После встречи, он довольно тепло поприветствовал меня и даже прослезился, заметив, что я стал как две капли воды похож на своего отца. Ну а затем мы сели ужинать. За едой мы о делах не говорили вовсе и он заполнял паузы забавными историями из детства Соколова. Ни одной из них я припомнить не мог, так что послушал с большим интересом. Оказывается, будучи ребенком Владимир любил пошалить.

После ужина мы расположились с Заплатиным в моем рабочем кабинете. Он с коньяком, а я с бутылкой ликерного вина. Чего-то вдруг сладенького захотелось. Мы разместились в уютных креслах напротив камина, между которыми стоял небольшой столик с напитками. Было тепло и уютно.

Когда я впервые увидел старика, я сразу его вспомнил. Варвара говорила все верно — он и в самом деле был большим другом нашей семьи, а у Владимира были связаны с ним одни лишь хорошие воспоминания. Однако, какие-то рваные…

Память не давала мне ничего конкретного насчет этого человека в особо интересующий период моей жизни — то время, когда были казнены мои родственники, а также что произошло со мной.