Я сижу на берегу - Рубен Давид Гонсалес Гальего

Миша доедает хлеб, затыкает бутылку куском газеты. Я толкаю бутылку к дивану, прячу ее. Ужин закончен.

Миша смотрит на меня.

– Так, говоришь, они все умерли?

– Все.

– Жалко.

– Конечно, жалко, они хорошие были.

– Ты не понял, – говорит он сухо, – жалко, что я с ними в шахматы не поиграл.

Миша – мой друг. Это значит, что мы должны всем делиться. Дружба невыгодна Мише. Он может со мной делиться, я – нет. Он старше меня на три года. Он уже пьет вино, а один раз на Новый год пил водку. Про водку он мне рассказал сам. Он мне все рассказывает. С другом можно говорить о чем угодно. Когда мы остаемся одни, мы разговариваем. Я рассказываю ему книги. Он не любит читать. Миша говорит, что в книгах одно вранье, в жизни все не так. Я рассказываю ему про пацанов, просто пересказываю то, что пацаны говорили между собой.

– Знаешь, как отличить настоящего друга от ненастоящего?

– Как?

– С настоящим другом можно говорить о смерти. Ты хочешь умереть?

– Конечно. Только я быстро хочу умереть.

– Знаешь, Миша, я тоже хочу умереть. Но ведь поговорить об этом не с кем, правда?

– Со мной можешь.

– Но кроме тебя – не с кем. Значит, ты – мой друг.

Миша сидит в коридоре, я лежу рядом. К нам подходит старшеклассник. Нагибается и кладет перед Мишей большую шоколадку.

– Держи, Михаил, должок с меня. Все, как договаривались.

Старшеклассник уходит. Я ничего не понимаю. Шоколад в детдоме едят вечером, каждый в своей комнате. Старшеклассники не делятся шоколадом просто так.

– Он проспорил тебе шоколадку? О чем вы спорили?

– Мы не спорили.

– Но он сказал, что был должен тебе шоколадку.

– Правильно. Был должен, но мы не спорили. Он мне ее в покер проиграл.

– Ты играешь в карты на шоколадки?

– Не только. Я еще на деньги играю. Мне деньги нужны. Думаешь, с одного фотоаппарата много денег выходит? Мне нужно еще сигареты покупать.

– Ты ж не куришь.

– Я не себе покупаю. Мне сигареты для дела нужны.

– Но это нечестная шоколадка. Играть в карты на деньги нехорошо.

Миша уже шуршит шоколадной оберткой. Отламывает от шоколадки дольку, кладет в рот, еще одну молча протягивает мне. Я лежу на локтях, у меня грязные руки. Если я возьму чуть подтаявшую дольку рукой, она растечется по моим немытым пальцам, ее придется слизывать, будет невкусно. Беру шоколад ртом из его руки, жую. Мне стыдно есть эту нехорошую шоколадку, но и обижать Мишу я не могу. Весь детдом видит, как мы едим шоколад. Если бы я отказался, получалось бы, что Миша мне уже не друг.

Миша заворачивает нашу шоколадку в обертку. Мы съедим ее потом. Съедать все сразу было бы глупо. Шоколадка будет храниться у Миши. Я уверен, он не станет есть ее один. Он – мой друг.

– А если бы ты проиграл? – спрашиваю я.

Миша не отвечает. Миша смотрит куда–то сквозь меня. Взгляд его холодный и пустой. Шахматный взгляд.

– Извини, Рубен, я задумался. Что ты сказал?

Я повторяю вопрос.

Миша улыбается. Я люблю его улыбку. Золотистые веснушки рассыпаются по скуластому лицу. Он на мгновение становится похожим на маленького мальчика. Веселого маленького мальчика.

– Ты дурак, Рубен. Если бы я проиграл, я купил бы ему шоколадку. Я иногда проигрываю специально. Иначе со мной играть никто не захочет. Я помню колоду. Могу карта за картой три колоды в голове держать. Они же не помнят колоду. Никто не помнит, я проверял. А когда вина выпьют, совсем дурные становятся. А я даже после вина все четко помню. Я пьяный на спор вслепую на шести досках играл. На деньги.

– В шахматы на деньги?

– Почему бы и нет?

Все путается у меня в голове. Миша пьет вино и играет в карты на деньги. Он – плохой. Но он делится со мной шоколадом и подсолнечным маслом. Он – хороший. Он плохой или хороший? Я не знаю ответа, я повторяю себе: «Миша – мой друг. Миша – мой друг. Миша – мой друг».

В детдоме – скандал. Новенькому устроили темную. Темная – это когда человека накрывают покрывалом и бьют чем попало: руками, ногами, костылями, протезами. У кого что есть. Через покрывало не видно, куда бьют. И кто бьет – не видно.

Пару дней назад новенький отобрал у Миши колбасу. Миша ел бутерброд с колбасой, а новенький подошел, взял бутерброд из его руки и съел. Все знали про колбасу и новенького, но прямых улик против Миши не было. В тот день Миша купил сигареты. Сидел во дворе и всех угощал. Всем, кто курил, он давал по сигарете.

Все любили Мишу. Он покупал сигареты и раздавал всем. Очень часто он угощал сигаретами Федьку. Федька, здоровенный парень, таскал за собой Мишину тележку за веревочку. Он мыл Мише голову, сажал на горшок. Федька курил, как паровоз, но своих сигарет у него не было. Когда сигарет у Миши было мало, он давал их только Федьке. Никто не обижался за это на Мишу. Федька был сиротой. Я тоже был сиротой. С Федькой Миша делился сигаретами, со мной – едой. Никто не мог его ни в чем упрекнуть.

Конечно, я знал про темную. Конечно, я был на стороне Миши. Если бы новенький попытался отнять колбасу у меня, я укусил бы его за руку. Или хотя бы попытался его укусить. Я мстил бы ему потом, как мог. И дело тут не в колбасе.

Тетя Клава режет хлеб. Старается. Резать хлеб очень трудно. Если нарезать буханку на куски поровну на всех, то тете Клаве ничего не останется. Но так не бывает. Тетя Клава всегда оставляет себе полбуханки. Острым ножом нянечка пытается расщепить хлеб на тонкие ломтики. Хлеб крошится, ломается. Тетя Клава старается все сильнее, но чем сильнее она старается, тем хуже у нее выходит. Тетя Клава злится. Тетя Клава – злая нянечка.

Нянечки бывают злые и добрые. Это понятно. Люди бывают разные. Но тетя Клава – особенная нянечка. Она – одна такая в нашем детдоме. Все нянечки – злые и добрые – приносят продукты из дома. Они едят принесенные из дома бутерброды, заваривают принесенный из дома чай. Некоторые нянечки платят в бухгалтерию детдома небольшие деньги, тогда на них выделяют дополнительные порции. Если нянечка платит деньги, она ест вместе с нами. Нянечки не хотят платить деньги. Нянечки не хотят есть вместе с нами. С нами едят только одинокие женщины, только те, у кого дома совсем никого нет. Когда нянечка ест вместе с нами, она делит хлеб на всех поровну.

На праздники нянечки приносят из дома что–нибудь очень вкусное. Праздники у нянечек не такие, как у учителей. Годовщина Октябрьской Революции или Первое Мая их не интересуют. Настоящие праздники – это поминки и свадьбы. Если у нянечки умер или женился кто–нибудь из родственников, то в ее дежурство мы обязательно едим пироги, блины и варенье. Варенье нянечки мажут нам на хлеб или разбавляют водой. Если варенье смешать с водой – получается компот. Очень вкусный компот. Одна нянечка принесла как–то целую сумку разной еды. Она доставала из сумки уже нарезанные куски вареной и копченой колбасы, пирога и селедки. Еды было много, очень много. Мы съели не все. А под конец нянечка раздала нам каждому по пять конфет. Пять конфет – это пять конфет. Обычно нянечки раздавали нам по две конфеты. В то утро нянечка не пошла в столовую за кашей и чаем. Зачем? Даже хлеб она принесла из дома. Еще она принесла из дома большую фотографию в деревянной рамке. На фотографии был молодой солдатик в военной форме – ее сын. Сын пришел из армии – это праздник. Счастливая нянечка показывала нам фотографию, рассказывала, какой чудесный у нее сын. Отличник боевой и политической подготовки.