Цианид - Кристина Старк

Я винила себя за неумелость, считала себя недостаточно сексуальной. Старалась изо всех сил, соглашалась на любые эксперименты, лишь бы раззадорить его. Три месяца прошло, пока я не поняла, что ему нужно.

Однажды я опоздала на свидание на час. Застряла в пробке по дороге к его дому. Приехала, когда Дерек уже не надеялся меня дождаться. Помню, как позвонила в дверь, и он открыл: глаза сверкают от злости, руки сжались в кулаки в карманах, лицо – холодное, безжалостное.

– Ты злишься? – спросила я.

Я еще ни разу не видела, чтобы он злился, поэтому не сразу поняла, что к чему.

– Нет, просто сидел и думал, не заняться ли сексом со своей правой рукой, – ответил он.

Я рассмеялась. Шутка показалась мне смешной, хоть и намекала на то, что меня ждали в первую очередь для секса. А Дерек втащил меня внутрь и прижал к стене. Я выронила сумку от неожиданности. Он начал стягивать с меня одежду и бросать ее на пол прямо в прихожей.

– Дерек, подожди, не надо, – запротестовала я.

Мне хотелось сначала принять душ и настроиться на встречу, может быть сделать вместе что-то романтичное, но чем больше я протестовала, тем неистовей становились его действия. В итоге он уложил меня на пол прямо у двери, на коврик для обуви, и принялся трахать так, как еще не делал этого. Было больно, потому что я не успела толком возбудиться. Моя голова ударялась о дверь на каждом толчке.

Прежде он никогда не впадал в такое состояние, и меня охватила паника. Я снова и снова просила его остановиться, но он не слышал меня. Моя голова продолжала биться о дверь, пока он не кончил. С таким стоном, что наверно все соседи услышали. И впервые все дело заняло минут десять, не больше.

– Больше не опаздывай, – сказал он после, благодушно улыбаясь и помогая мне встать.

В ту ночь мне было больно спать на спине, потому что на затылке вылезла шишка. Боль в промежности мучила примерно с неделю, и на душе было гадко. Но я в очередной раз убедила себя, что боль – это любовь, агрессия – это страсть, а отказ остановиться – свидетельство силы его чувств.

Недавно нашим отношениям исполнился год. Было бы ложью сказать, что я страдала все это время. Вовсе нет. Дерек был умным, инициативным и хозяйственным. Я ни в чем не нуждалась, начиная с того дня, когда переехала к нему. Его дом был в идеальном состоянии, все на своих местах и всего в избытке. Мне нравилась его увлеченность адвокатской практикой, его азарт, с каким он рассказывал о делах, за которые брался. Нравилась его непробиваемая самоуверенность. Думаю, я была влюблена. А на мелочи я умела закрыть глаза. Ведь споры и недопонимание случаются в любых отношениях.

Например, Дереку не нравилась моя работа. Он считал ее моим промахом и говорил, что мне стоило пойти по стопам родителей в юриспруденцию. Может быть, сказал, еще не поздно бросить все и устроиться в контору к отцу. Хотя бы ассистентом: подавать адвокатам папки и носить им кофе.

Еще он легко раздражался по любому поводу, даже из-за мелочей. Не выносил, когда я начинала оспаривать его мнение или ставила под сомнение правоту. Бесился, если я принимала решения самостоятельно: как-то я сама вызвала сантехника и обговорила с ним детали ремонта в ванной – и Дерек как с тормозов слетел, когда узнал. Словно я оскорбила его своей независимостью и совершенно не ценю его мнение.

Постепенно я перестала принимать решения сама, перестала спорить с ним и научилась не расстраиваться, когда он говорил, что писать статьи для журнала – это блажь и нелепица.

Но с одной его чертой мне так и не удалось смириться, как я ни старалась. Той, что касалась нашей сексуальной жизни. Его возбуждала только агрессия и ссоры, но никогда романтика или нежность. Ни поцелуи, ни прикосновения, ни сама я не могли завести его. Но стоило мне сделать что-то не так, стоило пойти против его воли – и он накидывался на меня. Брал грубо, быстро и был глух к любым мольбам. Кровать в нашей спальне почти никогда не была тем местом, где мы занимались сексом. Секс случался где угодно, но не там. На лестнице, где я осмелилась поспорить с Дереком. В в его кабинете, где у него что-то не ладилось с работой. На кухне, где он случайно проливал на себя кофе. В прихожей у дверей, если я посмела опоздать.

Все случалось там, где он терял терпение.

А после он всегда уверял меня в любви. Ласково касался лица и волос. Интересовался самочувствием. Помогал надеть пальто и сесть в машину. Отвозил в самый дорогой ресторан в городе. Наливал вино и готов был слушать все, что я ни скажу. Относился ко мне, как к сокровищу всей жизни, которое не иначе сам вырыл из земли. Он менялся так резко и неожиданно, что захватывало дух от контраста.

Но менялся ненадолго.

Меня все это беспокоило, тяготило, пугало, но я не решалась разорвать с ним отношения.

Во-первых, мне почему-то казалось, что я постоянно все преувеличиваю. Даже мои родители всегда говорили мне об этом: что у меня слишком бурная фантазия и слишком впечатлительная натура.

Во-вторых, я понятия не имела, как все происходит у других пар. Что если агрессия в постели – это типичная и совершенно нормальная мужская черта? Те фильмы, которые крутили в кинотеатрах, и книги, которыми были уставлены витрины всех книжных, только подтверждали это. Агрессивные, самоуверенные, психопатичные мужчины были повсюду и, по-видимому, все женщины были от них без ума.

В-третьих, мне не у кого было попросить совета. Я была несколько раз у психолога, которому рассказала, что Дерек слишком раздражителен и часто повышает на меня голос. Но у меня так и не хватило духу рассказать, как он, бывает, заставляет меня встать на колени, обхватывает мою голову руками и использует мой рот так жестко, что у меня потом неделю болит горло. Я просто никак не могла рассказать об этом кому бы то ни было. Боже упаси подругам – я бы в глаза им смотреть не смогла. С матерью у меня тоже не было настолько доверительных отношений, а советы сетевых психологов заканчивались словами: «все в порядке, пока вам это нравится».

«Нравится ли мне это?» – спрашивала я себя часто, даже слишком часто – если точнее, то каждый день. И не могла ответить ни «да», ни «нет». А вдруг у меня все не так плохо? Я обманывала саму себя и обманывала жестоко. Но в тот момент не было никого, кому я могла бы довериться.

Ну и в-четвертых, наверно самый странный аргумент: я любила его. Или думала, что люблю. Особенно в те минуты, когда он был нежен или падал к моим ногам, извиняясь за жестокость. И эта любовь, как наркотик, отупляла и одурачивала меня. Я носила ее на своей шее, как жемчуг, не в силах понять, что это не ожерелье, а петля.

* * *

– Ты не думала обратиться к врачу? – спросила моя коллега Эми, когда мы вышли на улицу покурить.

Она указала взглядом на большой синяк на тыльной стороне моей ладони. Мне тут же захотелось спрятать его под манжетой пальто, но было поздно.

Мы работали вместе в редакции «Зумера»: я готовила статьи на социальную тематику, а она писала о технологиях, гаджетах и науке. Мы обе закончили Тринити, любили свою работу, артхаус и дизайнерские сумки. Мне было двадцать пять, а ей – сорок шесть, но, клянусь, я не чувствовала этой разницы. Когда я была совсем зеленой девчонкой, то думала, что сорок – это начало старости. Познакомившись с Эми, я поняла, что это начало удивительной поры, когда ты по-прежнему очень хороша, но уже финансово независима, самодостаточна и не нуждаешься в чьих-либо советах.