Битва начинается - Тони Эбботт

— Вы ведь паромщик, так? — я спросил первое, что пришло в голову. Голос дрожал. — М-мы о вас читали.

Взгляд старика упал на лиру. Харон облизнул пересохшие бескровные губы:

— Хе-хе, я это уже видел. Много лет тому назад.

— Нам надо переправиться через реку, — вставила Сидни, выглядывая у меня из-за плеча. — В смысле… ну… если можете… пожалуйста?

Я впервые видел, чтобы Сид не могла найти слов и тушевалась. Мои собственные страхи удвоились.

Харон тем временем не сводил глаз с лиры.

— Сюда, — наконец он отвернулся и махнул рукой в сторону реки. — Вам туда-обратно, как Орфею, или в один конец?

— Туда-обратно! — выпалил Джон. Мысль задержаться даже на лишнюю минуту в этом мертвом месте не радовала.

Харон усмехнулся:

— Ну-ну, оптимисты, я смотрю. Что ж, добро пожаловать на борт моей яхты.

Он еще и шутит! Нечто, покачивавшееся на воде в зарослях камышей, было, конечно, не похоже на яхту, скорее, полуистлевший плот, доски которого покрывал скользкий ил и стягивали веревки. Когда мы ступили на это своеобразное судно, плот резко накренился, и я подумал, что он не выдержит веса троих детей, а уж тем более еще одного взрослого. Но когда Харон сделал шаг на сгнившие доски, плот не осел ни на миллиметр — перевозчик душ оказался бесплотным.

— Держитесь рядом, — произнес Харон, обнажая два ряда черных десен без единого зуба. — А то свалитесь в воду. Они, знаете ли, цепкие.

Джон схватил меня за рукав и прошептал:

— Кто цепкий?

Я не знал, кто, но, когда Харон оттолкнулся шестом от берега и плот полностью оказался в воде, увидел их — множество людских фигур. Они плавали, скрываемые волнами, лица несчастных были искажены гримасами ужаса, а рты открыты в безмолвных криках.

— Недавно умершие, — пояснил Харон так, словно дело было самым обычным. — Жмутся к этому берегу, надеясь снова попасть в мир живых, а плыть туда, — перевозчик махнул рукой в сторону противоположного берега, — не хотят.

— Что с ними будет? — в ужасе спросила Сидни.

— Доплывут, — мрачно ответил Харон. — Они все там будут.

Я вспомнил бабушку. Когда она умерла два года назад, я очень тяжело переживал случившееся, ведь бабуля даже не была слишком старой. Просто однажды ее не стало. Интересно, я увижу здесь бабушку? Мы увидим всех умерших? От этой мысли мне стало не по себе, и я крепче схватился за лиру. Вскоре мы приблизились к берегу мертвых. Мелководный Стикс лег за нашими спинами, а зовущие на помощь души скрыли топкие заросли камышей. Несколько секунд единственным звуком, который мы могли различить, был плеск волн о доски плота. Причалив к берегу, мы спрыгнули с мрачного судна. Харон внезапно протянул ко мне руку.

— Ничего не забыли?

Я сглотнул. Все деньги, которые у меня были, я отдал на благотворительность утром. Все, до единой пенни! Я посмотрел на друзей, но Сидни и Джон только уныло покачали головами.

В бездонных глазах Харона вспыхнул гнев:

— Ах так! Тогда ваш вояж только в одну сторону! — старик повернулся по направлению к плоту.

— Но нам нужно домой! — умоляюще протянул Джон.

— Исключено! — паромщик был непоколебим.

— Пенни! — вдруг прошептала Сидни. — Ты забыл о голубоволосом Линкольне!

Я полез в карман, достал оттуда монетку и швырнул ее Харону. Старик на удивление ловко поймал деньги. Его губы тронула мрачная улыбка:

— Если опоздаете и придете, когда мой рабочий день кончится, распрощаетесь с жизнями. Никто не пересечет Стикс! Пять вечера! Ровно! Ясно? — отсалютовав еще раз, Харон оттолкнулся шестом и исчез в зарослях камыша.

— А это пострашнее дома Рансонов, — пробормотал Джон.

Мы медленно побрели вверх по склону, покрытому черной безжизненной землей, похожей на пепел. Кое-где попадались голые деревья — ни одного листочка. Через несколько минут мы с друзьями оказались на верхушке холма, откуда нашим взорам открылся чудовищных размеров амфитеатр. Он протянулся на многие километры. Вокруг круглой арены располагались ряды сидений, ступенями уходящие в небо. Все строение окружали высокие мощные стены. На скамьях сидели миллионы человек, или, правильнее сказать, душ — закутанные в тоги силуэты, безмолвные и недвижимые, на головах капюшоны.

Я не верил своим глазам:

— Мертвецы… их так много…

На ближайшей к нам стороне арены возвышалось нечто, напоминающее трон гигантских размеров, метров шесть высотой.

— Там сидит кто-то действительно большой, — прошептал Джон.

Сид восхищенно выдохнула:

— Это, должно быть, трон самого Аида! Бога загробного мира греков! Ну дела…

К трону вела длиннющая лестница, которая начинались прямо с холма.

— Все ради Даны, — я неуверенно шагнул на каменную ступень, и как только моя нога коснулась лестницы, я полетел вниз — лестница превратилась в чудовищную горку! Упав на спины, мы с головокружительной скоростью неслись вниз — прямо к подножию трона. Как только полет прекратился и мы очутились на арене, трон повернулся вокруг своей оси. Мое сердце замерло — я наконец-то увидел, кто восседал на месте великого греческого бога. Гигантских размеров монстр. Внешне он выглядел как человек, только кожа его была красного цвета, примерно такого же, как дорожный знак, тело Аида от плеч до ступней сковывали кроваво-алые сверкающие доспехи. Волосы походили на языки пламени, которые танцевали прямо у него на голове. Глаза бога были размером не меньше тарелки и глубокими, словно бесконечные черные туннели. В каждом из них сверкали белые молнии. Когда Аид заговорил, воздух затрясся от неимоверной мощи его голоса:

— Добро пожаловать в мое царство мертвых!

— Позвольте представиться, — произнес гигант. — Меня зовут Аид.

Конечно, мы все знали, кто он такой. И валькирии успели просветить нас, и книга Даны помогла пролить свет на личность ужасного владыки загробного мира. Да и мы, скорее всего, что-то слышали о нем в детстве, когда читали мифологию Древнего мира. Аид слыл самым суровым и могущественным из всех правителей всех существовавших, согласно различным мифологиям, миров мертвых.

— Вы, должно быть, устали после такого трудного и, должен признать, весьма необычного путешествия, — бог похлопал по сиденью трона рядом с собой. — Отдыхайте. Здесь. Подле меня… Ну же, садитесь.

С каждым новым словом у него изо рта вырывался клубами пар, как обычно бывает зимой. Только это было не горячее дыхание, таявшее в морозном воздухе, а дым — раскаленный и густой, словно дыхание самой смерти.

— Чего такие стеснительные? — По алым доспехам побежали отблески. Владыка царства мертвых либо начинал гневаться, либо шутил. Тем не менее мы не шелохнулись, наши ноги словно окаменели, не в силах сделать и шагу. Ужас сковал нас лучше любого холода. Наконец я сумел связать слова, пролепетав их чуть слышно: