Роман с призраком - Барбара Картленд

Граф знал, что Шерис, подобно Сайдел, приискивает себе мужа.

Обе дамы были вдовами, но находились совершенно в разном положении.

После того, как престарелый лорд Блэкфорд скончался от сердечного приступа, леди Сайдел сделалась владелицей огромного состояния, а лорд Плимуорт, убитый два года тому назад, оставил Шерис почти без средств.

Вспоминая медные волосы и зеленые глаза бесприданницы, граф Треварнон воображал, как занятно будет ее наряжать, осыпать драгоценностями и модными безделушками.

Благодаря обширному опыту общения с женщинами, он стал большим знатоком по части дамских туалетов. Он так много платил по счетам модных портных и так часто присутствовал на примерках, что теперь мог вполне обоснованно полагаться на свой вкус.

Чтобы не терять времени, граф Треварнон тут же стал прикидывать, что пойдет Шерис.

— Зеленое, — решил он. — И, естественно, ей захочется к платьям изумрудов. Цвет электрик также будет выглядеть очень выигрышно, а бриллиантовые серьги чудесно украсят изящные ушки, отражая медь ее волос.

Граф Треварнон не сомневался, что распущенные волосы Шерис окажутся длинными, мягкими и шелковистыми.

У Сайдел волосы были густые, но недостаточно нежные на ощупь.

Ему вспомнилась одна женщина с особенно приятными кудрями, черт побери, как же ее звали? Клео? Или Дженис? У него всегда была плохая память на имена.

Внезапно, будто очнувшись, граф Треварнон, к своему изумлению, заметил, что, глубоко задумавшись, он, тем не менее управляя лошадьми, успел доехать до своего дворца на Гросвенор-стрит.

После смерти отца графа Треварнона величественный фамильный дворец был обновлен и перестроен снаружи, так что во всем Лондоне ему не стало равных, а коллекция картин, которую молодой граф стал собирать по примеру принца Уэльского, вызывала зависть и восторг многих ценителей прекрасного.

Кроме новоприобретенных произведений, во дворце были уникальные старинные полотна.

Там имелся портрет первого графа Треварнона кисти Ван Дейка, портреты и других представителей славного рода, в разное время написанные Гейнсборо и Рейнольдсом. Недавно семейная галерея пополнилась портретом самого Вэлента Треварнона, заказанного по настоянию регента у Лоренса.

Граф ступил в просторный холл, по стенам которого стояли статуи, купленные лично им и выбранные придирчиво и со вкусом.

Навстречу ему стремительно вышел управляющий.

— Вы все приготовили к завтрашнему отъезду, Хант? — спросил граф, протягивая подоспевшему лакею цилиндр и перчатки.

— Все, милорд.

— Как вам известно, у Лэнгстонов всего несколько слуг, так что нам придется самим восполнить их недостаток.

— Я все устроил, милорд. Повар возьмет с собой двух мальчишек-помощников, а лакеи, которых я отобрал для поездки, не погнушаются при необходимости по: мочь слугам Лэнгстонов по хозяйству.

— Спасибо, Хант, а раз вы и сами поедете, мне нет нужды беспокоиться о чем бы то ни было.

— Разумеется, милорд. Я позаботился о том, чтобы повар захватил из Лондона все, что ему потребуется. Во время проведения скачек на месте вряд ли можно будет что-нибудь купить.

— Несомненно, — кивнул граф.

С этими словами он повернулся и пошел в библиотеку, забывая о приеме в Эскоте, как перед тем забыл о леди Сайдел. Обе проблемы перестали для него существовать.

Хант, как всегда, со всем справится как нельзя лучше.

Тем не менее, проснувшись на следующее утро, граф Треварнон решил, что сам заблаговременно поедет в Лэнгстон-Мэнор, чтобы прибыть туда до Приезда гостей и посмотреть, что их там ожидает.

Как всякий прирожденный организатор, он не мог устоять перед желанием все перепроверить, хотя и имел прекрасных помощников — опытного дворецкого и расторопного управляющего.

Во всех бытовых вопросах граф Треварнон был очень щепетилен и вовсе не желал страдать от неудобств, которых можно было избежать.

Впрочем, если в ближайшие пять дней его пребывания в Эскоте в чем-либо возникнет нехватка, он сможет снарядить в Лондон посыльного и его управляющий незамедлительно направит ему все необходимое.

Граф Треварнон весьма гордился своей предприимчивостью: ему таки удалось в последний момент снять Лэнгстон-Мэнор и выйти из затруднительного положения.

Он, разумеется, сознавал, что перед ним распахнулись бы двери в любом особняке или дворце его друзей, в Виндзорском замке — повсюду в окрестностях Эскота.

Но он давно взял себе за правило сохранять полную независимость во время состязаний, чтобы целиком посвящать себя лошадям и не испытывать неудобств из-за светских условностей, неизменно сопряженных с пребыванием в гостях.

Кроме того, в период соревнований женское общество казалось ему обременительным и совершенно излишним.

Плотно позавтракав и выпив кофе, не прикасаясь к алкоголю, граф Треварнон тронулся в путь. Его фаэтон был запряжен четверкой великолепных гнедых, вызывавшей зависть всех лондонских «коринфян», как в свете было принято называть богатых любителей спорта.

Он, конечно, предпочел бы править шестеркой лошадей, подобно принцу Уэльскому. Один из придворных художников даже изобразил его высочество управляющим упряжкой из шести лошадей цугом, сидя в фаэтоне, — около принца, естественно, нашлось место и одной из красавиц.

Но граф знал по опыту, что все подъезды к Эскоту накануне скачек бывают запружены экипажами, а упряжка из шести лошадей окажется слишком громоздкой и отнюдь не ускорит, а, напротив, замедлит его путешествие.

Небо было безоблачное, несмотря на довольно ранний час, солнце начинало нещадно печь, и по дороге тянулось бесчисленное множество карет, двуколок, бричек, фаэтонов.

Чтобы не ограничивать себя в скорости, граф дважды сменил лошадей. Приближаясь к Эскоту, он с интересом разглядывал неповоротливые повозки, накрытые кленовыми ветками с тем, чтобы защитить от солнца пассажиров — краснощеких и белобрысых сельских жителей.

Повозки были настолько переполнены, что граф содрогнулся при мысли о страданиях несчастных животных, которых заставляют везти непосильный груз.

На дороге ему попалось и несколько легких фаэтонов вроде того, которым правил он, и роскошные ландо с расписными панелями, изображавшими гербы владельцев.

Разумеется, встречались и неплохие лошади, но всякий раз, приглядевшись к ним, граф Треварнон равнодушно отворачивался, определив наметанным взглядом, что они никак не могли сравниться с его упряжкой.

Вблизи скакового поля граф Треварнон придержал лошадей, оглядываясь по сторонам, чтобы не пропустить поворота на Лэнгстон-Мэнор, описанного ему Джерардом.

К обочинам вплотную подступали ели Виндзорского леса. Лишь в одном месте граф Треварнон заметил пыльную проселочную дорогу, сворачивавшую в чащу, Очевидно, об этом повороте и рассказывал молодой Лэнгстон. На всякий случай граф Треварнон придержал свою упряжку, рассчитывая не сворачивать с пути, если заочно снятый им дом издали покажется ему вовсе не пригодным для жилья.