Дочь Роксоланы - Эмине Хелваджи

Или в отца…

– Союза с хасеки-хатун искать вовсе излишне, – проговорил Доку бесстрастно. – Она и без того сделает все, чтобы престол достался одному из ее сыновей.

«И чтобы резали друг друга уже они сами, родные братья, а не их единокровный полубрат, твой тезка. По душе тебе такой исход, лала-Мустафа?» – этого Доку, разумеется, вслух не произнес.

Его собеседник угадал несказанное. И тяжко вздохнул: «Ну, может быть, не придется им… по крайней мере не всем… Еще отведен кому-то из троих, а тем паче четвертому, срок на детские болезни, опасности юношеского возраста, взрослый риск поля боя, интриг и мятежа. Но лучше так, чем…»

И снова кивнул Доку-ага. Для наставника даже так – лучше. Если уж иначе совсем никак.

Несказанное осталось несказанным, но есть вещи, которые нужно произнести вслух. И лала-Мустафа сделал это.

– Это так. Но в той семье тоже есть мать, и она в не меньшей степени мужчина духом. Двойной перевес.

– Не так и много.

– Брось, мастер боя. Немного – это когда ты против учеников, пусть и старшего года. Тут-то хоть против восьмерых. Или даже против янычар полной выучки да с боевым опытом: их, полагаю, тоже и двоих не хватит, и троих.

– Не хватит, – подтвердил Доку.

– Вот. Но это на тебя. И в прямой схватке. Вообще же двоих на одного, как правило, достаточно, особенно когда бьются… на дворцовый манер. А мы не в таком мире живем, в котором четырнадцатилетние девочки за бойцов считаются.

– Девочки? – Узкоглазый Ага лишь слегка поднял бровь, голос его тоже звучал обычно. – Какие девочки?

В воздухе повисла странная пауза, короткая, но словно бы звенящая сталью.

У лала-Мустафы вдруг ни с того ни с сего возникло нелепое ощущение, что он перерублен пополам. Или вот-вот будет. Ерунда, конечно, но…

– Да просто девочки вообще, – растерянно пробормотал он, – даже если дух у них равен мужскому. Как у твоей Михримах.

– А.

Ощущение перерубленности исчезло. Мустафа чуть заметно поежился, провел ладонью по телу – от левого плеча к правому бедру, вдоль незримой линии, по которой его несколько мгновений назад обожгло ледяной вспышкой. Задумался.

– А вообще ты верно заметил. Именно девочки. Две, а не одна. Верная служанка – это очень хорошо, особенно когда есть возможность на нее влиять. И во сто крат лучше, если это не просто служанка, а наперсница с самых нежных лет, молочная сестра.

Сказав это, лала-Мустафа снова на миг ощутил, будто его тело рассекли незримым клинком, на сей раз не от плеча к бедру, а поперечно, через гортань и шею. Но, уже зная, что это ерунда, глупое наваждение какое-то, продолжил:

– Большая удача, что ты можешь влиять на дочь султана не только напрямую, но и через ее молочную сестру. Они ведь обе выросли под твоей рукой…

– Под моей. – Доку-ага странно усмехнулся. – Больше, чем под рукой Хюррем-хатун. Ей за дворцовыми делами часто недосуг.

– Вот и отлично.

Между ними снова повисла пауза. Тяжелая, но на этот раз не насыщенная призраком рубящего взмаха.

Лала-Мустафа вновь украдкой передернул плечами. Да что за безумие: может, по исходу сегодняшнего разговора Узкоглазый и не сделается его полным союзником, но в этот момент они уж точно не враги. Одной крови служат, крови потомков султана и роксоланки.

Ну и вообще, Доку известен как раз не яростным пылом, а ледяной сдержанностью, даже когда он и вправду с оружием в руках. А сейчас к тому же его руки свободны, а их оружие вон там, в стойке у дальней стены, где они немного поупражнялись на гвизармах, прежде чем приступить к кофейной церемонии. И ни на поясе Узкоглазого, ни рядом на подушке никакого оружия нет. Как и у самого Мустафы, конечно. Не в обычае это за кофе.

– Отлично что? – поинтересовался Доку в своей обычной манере, то есть совсем без выражения.

– Нам нужен в семье еще один мужчина, Доку-ага. Если уж блистательной хасеки не очень повезло с сыновьями, то пусть на ее стороне играет зять.

Лала с легким беспокойством прислушался к своим чувствам, но ощущение разрубленности более не возникло. Это, разумеется, какой-то странный морок был. Хвала Аллаху, он миновал бесследно.

– А сама хасеки знает об этих твоих планах, многопочтенный лала?

– Нет, почтенный ага. Потому я и обратился к тебе.

Узкоглазый снова кивнул. Третий кивок за сегодня. Поистине чудо: вообще-то, у него и за месяц такое редко случается.

Но у кивков, как и у жестов, свой особый язык, евнухи понимают его лучше всех прочих. И вот этот кивок по-прежнему не был знаком согласия: он лишь признавал законность вопроса.

Все понятно. Блистательная Хюррем – пантера в полном цвете сил, и она надеется без посторонней помощи одолеть состарившуюся тигрицу. Обе они защищают свое потомство, и их силы, возможно, действительно равны. Но лала-Мустафа видит – и вряд ли ошибается, – что рядом с тигрицей стоит уже не тигренок, но молодой тигр. И чтобы одолеть его, даже такого, каков он сейчас, нужен матерый барс. Пускай сама пантера еще не признала этого. Поскольку признать такое – значит призвать на помощь и поделиться властью.

И еще есть юная пантера, бесстрашная и непокорная. Которая сама по себе все же не сила – только вместе с грядущим барсом, в таком уж мире мы живем.

Юная пантера, на которую нужно влиять. В том числе через ее молочную сестру.

Наставник шахзаде сам не понимает, в чем он прав, а в чем ошибается. К сожалению, это даже и не очень важно. Потому что в этом аркане все волокна, включая ложные, затягиваются в истинную петлю.

Тут Доку вдруг улыбнулся, потому что мысли о юной пантере напомнили ему о совершенно реальном существе из рода кошачьих, не просто юном, а совсем маленьком, шатком на лапках, но уже исполненном непокорной отваги. Иберийский котенок. Короткохвостый, кистеухий, пантерно-пестрый котенок для его девочки.

– По твоему мнению, не рано?

– В самый раз, – произнес Мустафа, безошибочно определив суть вопроса. – Твоей девочке нет полных четырнадцати, но ведь и ее матери, когда ту доставили в гарем, лишь на месяцы больше было. Знаю, что скажешь: с настолько узкими бедрами рожать опасно, а значит, и замуж рано. Заранее согласен. Султанская дочь – не султанская наложница. Ну так речь ведь и не идет о том, чтобы сейчас. В этом деле нам кофе еще года два-три пить, вряд ли меньший срок все займет. Для любой девушки, чья бы дочь она ни была, еще немного протянуть – вот уже и перестарок. А за это время как раз не только она расцветет, но и он по службе поднимется. Есть куда тянуться: сейчас даже не санджак-бей, а так, наместничек. А вот если помочь ему дорасти хотя бы до третьего визиря, то дальше он уже сам…

Лала-Мустафа умолк. Он сказал достаточно, даже сверх того. Если сейчас его собеседник промолчит – значит, они враги. И в дальнейшем им предстоит губить планы друг друга, не окажется у них иного выбора.