Людовик возлюбленный - Виктория Холт

– Успокойтесь, – умолял де Флери. – Ваши слова могут понять превратно.

– Понять превратно! – снова закричал старик. – И пусть понимают! Пусть. Если хоть один волос упадет с головы моего любимого короля…

Флери пытался успокоить его, но Виллеруа так откровенно намекал на причастность герцога Орлеанского, что Флери вовсе не был этим неудовлетворен. Он человек честолюбивый, и без гувернера мог бы стать ближе к королю. Любовь ученика завоевана, и, если мальчик поправится, кто знает, какие блага ждут учителя? Что касается Виллеруа, то старик оказался дураком. Пора бы ему понять, что с врагами лучше дружить, и не важно, как ты к ним относишься на самом деле. Герцога Орлеанского может забавлять вражда с этим стариком, но в такие вот моменты враждовать с регентом очень опасно.

Через три дня Виллеруа перестал обвинять всех и вся, потому что мальчик выздоравливал.

– Да здравствует король! – весь день кричали на улицах.

Людовик вздрагивал при этих криках и очень хотел залезть вместе с котенком в шкаф. Но его обязательно стали бы искать, нашли бы и долго мучили объяснениями, что народ кричит от большой любви к своему королю. Празднество продолжалось. В Сен Шапель пели особую благодарственную молитву, по улицам ходили процессии, и в Лувр приезжали делегации.

Одна женщина с рынка в Ле-Аль под триумфальный бой барабанов представила вниманию короля образцы товаров. Среди них был трехметровый осетр, бык, овца и корзины с овощами и фруктами.

– Господи, благослови короля. Да здравствует наш любимый Людовик! – кричали люди.

На улицах танцевали, а центром шумного веселья был дворец Тюильри, дом короля.

Виллеруа обнимал всех, кроме герцога Орлеанского и его приверженцев, говоря, что он с радостью отдал бы всю оставшуюся жизнь за то, что видел выздоровление короля.

Жители Парижа веселились, пользуясь таким хорошим предлогом. Веселье уже невозможно было остановить. К барабанам присоединились скрипки, и танцы стали еще жарче. В «Комеди Франсез» и в опере давали бесплатные представления, на реке устраивались фейерверки, среди лодок запускали огромных воздушных змеев. Париж любил такие праздники, и в толпе вряд ли нашелся бы хоть один человек, не считавший, что лучшее удовольствие для них – это смотреть на их маленького короля. Укутанный в бархат Людовик смотрел на все это и принимал аплодисменты в свою честь с таким очаровательным самообладанием и достойной Бурбонов гордостью, что напоминал всем Людовика XIV в годы расцвета его славы. Вот молодой король, который приведет Францию к процветанию. Народ будет любить его так, как никого со времен великого Генриха IV.

Кульминацией праздника стал день, когда король покинул Тюильри и приехал на благодарственный молебен в собор Парижской Богоматери. В своем камзоле из голубого бархата и шапочке с белым пером он был само очарование. Золотисто-каштановые волосы спадали на плечи; темно-голубые глаза спокойно смотрели на всех. Но в глубине души Людовик ненавидел подобные мероприятия. Он не любил толпы людей, даже когда они приветствовали его и молились за своего короля.

Мальчик бесстрастно наблюдал за танцующими на улицах парами. Женщины посылали ему воздушные поцелуи и вытирали платком глаза, они плакали от радости, что их король жив и здоров.

– Видите, – кричал Виллеруа, который всюду следовал за королем и требовал, чтобы тот всем улыбался, – народ любит своего короля.

Глаза Виллеруа горели гордостью, но стоявший рядом Людовик лишь мрачно кивал толпе и хотел только одного – убежать.

Людовик поднял шапочку и поклонился своему народу, но при первой же возможности ушел с балкона в глубь комнаты.

Он стоял закутавшись в штору и надеялся, что его не найдут. А ведь его будут искать и опять выставят на балкон, потому что народ без устали выкрикивал его имя.

Виллеруа раздвинул шторы:

– Идемте, ваше величество, народ не может на вас наглядеться.

Людовик просунул голову между складками тяжелой парчи.

– Зато я на них насмотрелся, – заявил ребенок.

– Вы шутите, мой господин.

– Не шучу, – ответил король. – Я пойду искать «черного с белым». Его пора кормить, и я никому не могу доверить это дело.

– Ваше величество, вы будете играть с котенком, когда народ хочет видеть вас?

– Да, – ответил Людовик. – Буду. Я люблю моего котенка.

– А ваш народ?

Король гневно топнул ножкой. Виллеруа притворился, что это очень смешная шутка.

– Все эти люди – ваши, ваше величество, ваши… все ваши. – Он опустился перед мальчиком на колени, и тот увидел блеск в глазах старика. – Вы только подумайте: Франция и весь ее народ ждут ваших повелений.

«Моих повелений, – думал Людовик. – То есть, если я скажу «пошли вон», они должны пойти вон. Как бы не так! Приказания будут позже, когда я вырасту. А пока я всего лишь ребенок. Но наступит день, когда никто не посмеет ослушаться. И тогда все будет по-моему».

Он подчинится, надо ждать, но детство не вечно.

– Ваше величество, выйдите еще раз на балкон! Вы слышите! Они требуют вас!

Но Людовик покачал головой. Виллеруа увидел, что мальчик сжал губы так, как делал, когда упрямился. Тогда Виллеруа временно отступил, но ненадолго.

– Тогда, – выпалил Виллеруа, – умоляю вас, походите вместе со мной перед окнами. Я раздвину шторы, и народ увидит вас. Боюсь, они не разойдутся по домам, они так вас любят.

Людовик обдумал это предложение. Он медленно кивнул, и Виллеруа раздвинул шторы.

Люди увидели своего короля, и тысячи глоток проскандировали: «Да здравствует король! Да здравствует Людовик!»

Виллеруа утирал слезы, не в силах совладать с чувствами. «Когда-нибудь я буду делать что хочу, – думал Людовик. – И тогда они могут хоть лопнуть от натуги, я не услышу».

Строились все новые и новые планы на будущее короля. Его болезнь заставила многих придворных задуматься. По улицам Парижа бродит смерть, и ни великолепие Версаля, ни искусство лучших докторов Франции не могут ей противостоять.

Герцог де Бурбон, внук Людовика XIV, настаивал, что мальчику необходимо подобрать невесту – ведь, если король умрет, не оставив наследников, корона перейдет к герцогу Орлеанскому, чего не может позволить род Бурбонов.

– Короля нужно женить, – объявил он в совете.

– Он еще слишком юн! – закричал герцог Орлеанский.

– Саму свадьбу можно и отложить на какое-то время, но приготовления уже нужно начинать. Через три года его величеству исполнится четырнадцать, вполне подходящий возраст для женитьбы. Долг короля дать Франции наследника короны, и здесь возраст не помеха.

– Но ему всего лишь одиннадцать! – возмутился Виллеруа.