Метод 15/33 - Шеннон Керк

– Расслабьте ноги, юная леди, или мне придется вколоть вам успокоительное. Рональд, иди сюда, подержи ей ноги, – произнес Доктор.

Я не могу допустить, чтобы меня усыпили, мне нужны данные. Я слегка ослабила сопротивление. Как только я это сделала, совершенно бесцеремонно, без предупреждения или извинений в меня ввели твердый пластмассовый стержень с теплым гелем. Он начал двигаться внутри меня.

Доктор держал ледяные, напоминающие паучьи лапы пальцы у меня на животе, нажимая в разных местах. Точно так же, только по совершенно другим причинам, целыми днями делала я. Черное зло в противовес чистой любви.

– Вот здесь, вот этот маленький изгиб, это пенис. Совершенно определенно мальчик, – говорил Доктор.

УЗИ. Я так сильно хотела увидеть своего малыша, что у меня к глазам подступили слезы, увлажнив мешок на моем лице.

– Это сердце. Очень крепкое. Очень, очень крепкое. Мальчик здоров. Он весит сейчас около трех фунтов, – продолжал Доктор.

Но пару Очевидность все эти подробности, похоже, не интересовали.

– Вы уверены, что у ее родителей тоже синие глаза и светлые волосы? – поинтересовался мистер Очевидность.

– Абсолютно.

– А у отца этого ребенка тоже?

– Мы не можем наверняка знать, кто отец, но полагаем, что это ее парень. Если это юноша, с которым мы видели ее за пару дней до того, как ее изъять, то он тоже синеглазый блондин.

– Я возьму ребенка, только если у него будут светлые волосы и синие глаза, – заявила миссис Очевидность. – Туземному малышу в моем доме не место.

Она засмеялась, хотя было абсолютно ясно, что она не шутит.

– Это ваше право, у нас очередь из клиентов. Но за вами право первого выбора. Особенно с учетом того, что случилось с последней девушкой.

– Вы просто дайте мне белокурого малыша с синими глазами, – ответила миссис Очевидность, поперхнувшись очередным самодовольным смешком.

Поскольку переключатель любви к моему ребенку совершенно определенно находился в положении «Вкл.», у меня все оборвалось внутри. Он здоров. Он сильный. Он весит три фунта. Они хотят его забрать. Если его не заберут они, это сделают другие люди. Его сердце бьется хорошо. Он весит три фунта. Ей не нужен туземный малыш. Его сердце бьется хорошо.

Эта беседа только придала мне решимости. Решимости, в которой я не нуждалась. Она подхлестнула и укрепила мою ярость. Она ее подпитала и возвела вокруг нее защитные укрепления. Я думаю, сам Господь Бог развел бы своими божественными руками в знак поражения, столкнувшись с такой абсолютной и потусторонней ненавистью, как моя. Мое стремление сбежать и осуществить кровавое возмездие стало неукротимым. Ярость выжгла слезы на моих глазах. Я запеленговала этих ни о чем не подозревающих кретинов, и в жестокости планов со мной осмелился бы потягаться лишь сам Дьявол, но и он наверняка бы проиграл. Я сама превратилась в дьявола. Если бы Сатана был матерью, то он наверняка был бы именно таким, как я.

Посетители зашаркали к выходу.

– Рональд, оставь эту штуковину здесь, – произнес Доктор. – Нет никакого смысла таскать ее туда-сюда. К этой пациентке мы больше не придем. То есть, я хотел сказать, пока у нее не отойдут воды. Звони только в случае проблем.

Комната опустела. В ней остался только мой тюремщик, Рональд.

Наступила мгновенная тишина, момент абсолютного спокойствия, после чего он шагнул ко мне и снял наволочку.

Рональд, которого я попытаюсь в своем повествовании не называть по имени, чтобы продемонстрировать всю степень моего презрения, развязал путы. На долю секунды его физиономия показалась мне знакомой до мелочей, наскучившей, как собственные родители. Это чем-то напомнило ситуацию, когда гостившая у нас Нана уезжала, оставляя меня наедине с родителями, и меня охватывало безразличие – все вокруг было знакомым до тошнотворности. Но можете не волноваться – этот момент быстро миновал, сменившись непостижимой глубины ненавистью. Именно это мне и было нужно. Это была эмоция, позволявшая разрабатывать план побега и мести. Схватив свое нижнее белье и джинсы, я натянула их.

Он начал сматывать шнур ультразвукового устройства, а я сидела на кровати и смотрела на него, скрестив на груди руки. Когда наши взгляды встретились, я даже не моргнула. Ты за все поплатишься, Рональд. Вот увидишь. Теперь я знаю, как тебя зовут, ублюдок. Мои глаза были не синими, а красными – алыми, налившимися кровью, яростно-алыми.

– Какого хрена ты так на меня смотришь, чокнутая сука? Не смотри на меня!

– Да, сэр.

Я опустила подбородок, но цвет своих глаз менять не стала.

Он ушел.

Я снова принялась за работу. Ультразвуковой сканер (Преимущество № 21), удлинитель к ультразвуковому сканеру (Преимущество № 22), шарф с бахромой (Преимущество № 23)…

Во время учебы в университете Святого Иоанна в Квинсе я посещал драматическую студию и играл в ночных спектаклях, сценарии которых писали старшекурсники Нью-Йоркского университета, также выступавшие в роли режиссеров. Они в поте лица трудились в скверно освещенных и расположенных на задворках театрах ради возможности представить свою работу в надежде на то, что кто-нибудь, ну хоть кто-нибудь, например какой-нибудь критик, случайно забредет туда ночью и обратит внимание на их шедевр.

Режиссеры-любители охотно давали мне роли, поскольку я полукровка. Мой отец вьетнамец, а мать уроженка Рочестера, штат Нью-Йорк, и внешне я представляю собой идеальное смешение азиатских и американских черт, хотя внутренне на девяносто девять процентов являюсь американцем. Один процент я отношу на счет того, что раз в месяц по настоянию отца мы едим фо.

Так я и познакомился со своей женой, Сандрой. Она тоже была членом драматической студии университета Святого Иоанна, и она играла на Манхэттене, хотя тоже в полуночных спектаклях. После занятий мы съедали сэндвич с тунцом и на метро ехали в центр. Мы были влюблены и счастливы. Я специализировался на уголовном праве, которое выбрал только для того, чтобы порадовать родителей. Хотя, возможно, подсознательно я смирился с путем, определенным для меня давным-давно.

Случайно, а может, меня подтолкнула к этому Сандра или, возможно, я осознал, что мне нужна работа, чтобы содержать себя и свою подругу, а затем и невесту, я подал заявление на работу в ФБР. Да, конечно, так все и было. Будем считать, что это и было основной причиной, и не будем копать слишком глубоко.

Если бы только результаты моего тестирования не оказались настолько хороши или я не унаследовал бремя «феноменальной памяти»… не исключено, что я страдаю легкой формой гипертимезии… что, собственно, и представляет собой по-настоящему хорошую память и что опытные агенты способны унюхать мгновенно и издалека. Если бы мое зрение не было лучше, чем у летчика-истребителя. Если бы я только делал вид, что учусь, подобно остальным участникам ночных спектаклей и их постановщикам, возможно, федералы и не обратили бы на меня внимания. Возможно, я не был бы так несчастен. Возможно, мы с Сандрой были бы счастливее, живя в запустении театрального хаоса.