Птенцы «Фламинго» - Инна Тронина

Надо было сразу всё понять и уехать, не дожидаясь этой вот экзекуции. Навсегда выбросить Аньку из головы и из сердца, потому что отсюда в мир простых людей возврата быть не может. Почему-то Владимир взял напрокат в аэропорту «Жигули», как поступал всегда, выполняя задание — и в России, и за границей. Прихватил и пистолет — обычный «макаров», на который имел разрешение как лицензированный охранник.

И после, доставая пистолет из кармана, он радовался, что «верный друг» оказался под рукой. При помощи оружия он легко решал свои проблемы, и сейчас не придумал ничего нового. Да, Анька имела право отказать, тем более что он непозволительно долго тянул с их свадьбой. Но то, КАК она это сделала, начисто лишило Звягина свободы выбора. Чтобы в дальнейшем уважать себя, по крайней мере, не считаться опущенным, он должен пролить кровь. ЕЁ кровь. И тем самым смыть оскорбление. Оскорбление грязной шлюхи, вообразившей себя богиней. А потом пусть будет камера, зона — всё равно. Лишь бы не было противного привкуса во рту от незаслуженной и неоплаченной обиды.

Пока Анька не скрылась за зеркальной дверью, ещё можно не допустить её окончательного и бесповоротного торжества. Не позволить этой сучке всю оставшуюся жизнь насмехаться над ним, мысленно или вслух, в салоне или на пикнике, рассказывая скучающим приятельницам и их «пупсам» о незадачливом лохе…

— Анька, ты что, не узнаёшь меня? Я всё утро звонил тебе на мобилу, но ты отключилась. Ольга Александровна дала этот адрес. Прости, но я хотел сюрприз сделать, потому и ждал тебя здесь!

— Сюрприза не получилось, но на удивление можешь рассчитывать. Кстати, я поменяла номер «трубы»…

— Твоя мать дала мне новый. Поменяла — и ладно. Но чему ты так удивилась? Тому, что я приехал сюда?

— Тому, что ты меня искал, мать беспокоил. Зачем я тебе, Володя?

— Я всего-навсего хотел сделать тебе предложение и подарить помолвочное кольцо. Ты ведь, насколько я помню, и сама была не против?

— Была. А теперь против. Володя, ложка-то к обеду дорога, а яичко — к Христову дню. Кстати, деревянная ложка может быть дорога только тогда, когда нет никакой другой. Разве тебе не сообщили приятели, что у меня теперь золотая ложка?

— Погоди… Деревянная — это я?

— Володя, тебя что, бараны покусали? И ты сам бараном стал?

— Нет, Анька, я действительно плохо понимаю… Значит, замуж ты за меня уже не хочешь. Ребята мне действительно что-то рассказывали, но это — не в счёт. Я знаю твой бизнес…

— Это — не бизнес. Это — любовь!

Анна вызывающе смотрела Владимиру в глаза, и он был готов въехать кулаком в идеально-гладкое её личико, над которым потрудился не один пластический хирург и взвод косметичек.

— Ну, всё, отбой! Я очень устала, меня тошнит. Целый день на колёсах, в «пробках». Еле-еле добралась до дома, а тут ты.

— Может, к себе пригласишь ненадолго? Неудобно вот так, на улице, при всех… И я тебе объясню ситуацию. Не пори горячку, подумай.

— Я уже подумала, как следует, когда днями и ночами ждала твоего звонка. Но я — не Сольвейг, а ты — не Пер Гюнт. Один раз я даже с горя аборт сделала, когда ты, не предупредив, исчез на два месяца. Наверное, бабушка опять накрутила? А у меня осложнение было. Я чуть не загнулась в больнице. Ты об этом ничего не знал?

— Нет, Анька. Ты ведь всё скрыла. Когда это случилось?

— Год назад. Мне врачи сказали, что детей теперь железно не будет. Ты уже большой парень, Володя, и пора бы перестать по любому поводу советоваться со старушкой. Она — человек не нашего времени. Кстати, спрячь подальше колечко, оно может потеряться. А так найдёшь себе девчонку и подаришь ей…

— Анька, я понимаю, что виноват перед тобой, поэтому и терплю сегодня. Да, бабушка была против нашей свадьбы, но она умерла месяц назад. Я остался совсем один.

— Ах, вот оно что! Теперь нет вопросов. Царствие небесное старушке. — Анна перекрестилась. — Но ты опоздал. Я не люблю тебя, Володя. Знаешь, после того аборта я почти сошла с ума. Болела долго, до Иванова дня. Потом в компании оказалась на берегу реки, у огромного костра. Мы отрывались, как положено. Водили хороводы, пели песни, плели венки. А после купались голые, прыгали через пламя. Я швырнула в костёр сорочку из больницы, почти всё нижнее бельё, остриженные во время лечения волосы. «Купальский огонь» обжёг меня, но я прыгнула выше всех, так как занималась гимнастикой. В ту ночь нельзя спать, и мы играли в горелки. Я готова была сгореть заживо в этом костре, лишь бы стихла душевная боль. Девчонки говори ли, что после такого купания беременеют даже бесплодные. И уж определённо отступают все беды. И, главное, — я нашла в лесу цветущий папоротник, что очень редко случается. Мне все завидовали. Оказалось, что языческие поверья не лгут. Не мешай мне быть счастливой, Володька. А я не буду мешать тебе. Как говорится, расстанемся друзьями…

— Получается, ты и раньше меня не любила. Просто замуж хотела выйти. Я отлично знал, кто ты есть, но закрывал на это глаза. Хотел спасти тебя, вернуть к человеческой жизни, потому что всегда помнил, кем был твой отец. Дочь военного дирижёра Семёна Бобровского занялась проституцией назло своей матери, которая после его кончины вторично вышла замуж и родила ребёнка. Ты — нимфоманка и эргофиличка. Тебя не возбуждают простые смертные. Тебе нужны «звёзды». А я — простой. И, наверное, дурной, потому что жалел тебя, оправдывал, в том числе и перед бабушкой. А она не верила. Так и ушла при своём мнении, умоляя меня одуматься. Теперь вижу, как она права была. Да неужели ты надеешься своего «арбузника» от жены и троих детей увести? Уповаешь на магию собственного чудесного тела?

— Уповаю и надеюсь. И ещё кое на что, о чём тебе знать не нужно. Да, я многое умею, но готова постоянно учиться. Пропусти меня, Володя, а сам езжай домой и отдохни хорошенько. В любом случае сейчас мы ни о чём не договоримся. Мне всегда было противно, когда кто-то из наших девочек бросался в ноги «папику», умоляя не прогонять. Но ещё отвратительнее, когда мужик слюнявится перед бабой и говорит примерно то же самое.

— И ты думаешь, что я спокойно проглочу плевок? Дам тебе жить и разматывать шальные «бабки»? Что я не вернусь за долгом?

— Вернёшься, если сможешь. Ты не умеешь достойно проигрывать. Тебе невыносимо больно видеть меня в новом статусе и знать, что между нами всё кончено. Самое главное, что инициатором разрыва оказалась я. Если бы ты меня окончательно бросил — другое дело. Я оказалась нужна кому-то, кроме тебя! И кому! Да, ты будешь мстить, но мстить из-за угла. Ты не убьёшь меня сейчас, потому что кругом люди, а ты привык действовать тайно. Но я приму меры на будущее и больше никогда не встречусь с тобой, как сегодня. У меня будут охранники, Володя.

— Я никогда не опущусь до того, чтобы убивать тебя, Анька. Ни сейчас, ни после. Ты живая мне нужна, понимаешь?! Убить — не значит победить. Напротив, чаще всего убивают именно от бессилия, когда исчерпаны все другие варианты. А я пока не исчерпал. Ты не сможешь увести из семьи своего олигарха. Он даже не взглянет на тебя больше. И никто не подойдёт близко из вашей элитной тусовки. Только я, один во всём мире, стану ждать тебя. Приму любую, невзирая на горести и морщины. И буду с тобой вечно. Мы связаны общей судьбой, и никому не под силу разлучить нас. Деньги — ещё не всё в жизни. Существует всесильный рок, и не людям бороться с ним. Я ухожу с твоего пути. Ступай навстречу своему счастью. Интересно, далеко ли ты уйдёшь?..