Четыре ветра - Кристин Ханна

– Выйти за него? – За долгие часы, когда Элса воображала свою ужасную судьбу, эта мысль ей в голову не приходила.

– Ты шутишь, мама. Ему только восемнадцать.

Мать с отвращением фыркнула. Отец открыл пассажирскую дверь, нетерпеливо ожидая, когда Элса сядет в машину. Как только она села, он захлопнул дверцу, занял свое место на водительском сиденье и завел мотор.

– Просто отвези меня на вокзал.

Отец включил фары.

– Боишься, что итальяшка тебя не захочет? Слишком поздно, мисси. Просто исчезнуть у тебя не получится. О нет. Ты ответишь за свой грех.

Они выехали из Далхарта, вокруг не было видно ни зги, лишь два желтых луча выхватывали дорогу. С каждой минутой, с каждой милей Элсе становилось все страшнее, ей чудилось, что еще немного – и она просто рассыплется. Тополиное – крошечный городишко у границы с Оклахомой. Они промчались через него со скоростью двадцать миль в час.

Еще через две мили фары осветили почтовый ящик с надписью «Мартинелли». Отец свернул на длинную грунтовую подъездную дорогу, с обеих сторон которой росли тополя. Забором служила колючая проволока, натянутая меж разномастных палок.

Машина заехала в ухоженный двор и остановилась перед беленым домом с крытым крыльцом и слуховыми окошками, смотревшими на дорогу.

Отец засигналил. Еще раз. И еще.

Из амбара вышел мужчина, на плечо он небрежно закинул топор. При свете фар Элса заметила, что на нем униформа местных фермеров: заштопанный комбинезон и рубашка с закатанными рукавами.

Из дома вышла женщина и присоединилась к мужчине. Невысокая, черные волосы заплетены в косу, уложенную вокруг головы. Одета в зеленое клетчатое платье, поверх которого белый накрахмаленный передник. Женщина была красивая и похожа на Рафа: оба смуглые, с высокими скулами и полными губами.

Отец вылез из машины, открыл пассажирскую дверцу и рывком выдернул Элсу.

– Юджин, – сказал фермер. – Я вроде бы в срок за молотилку плачу, разве нет?

Не обращая на него внимания, отец заорал:

– Раф Мартинелли!

Элсе хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила ее. Она знала, какой ее видят фермер и его жена: старая дева, тощая, ростом с мужчину, волосы неровно обрезаны. Узкое лицо с заостренным подбородком – незатейливое, как поле. Тонкие губы потрескались до крови – она нервно искусала их в дороге. В правой руке Элса держала маленький чемоданчик, все ее достояние.

На крыльце появился Раф.

– Что мы можем для вас сделать, Юджин? – спросил мистер Мартинелли.

– Твой парень обесчестил мою дочь, Тони. Она ждет ребенка.

Элса увидела, как изменилось лицо миссис Мартинелли при этих словах, как ее взгляд из доброго сделался подозрительным. Оценивающий взгляд, готовый заклеймить Элсу как лгунью, или падшую женщину, или как ту и другую разом.

Вот как жители города отныне будут смотреть на Элсу – как на старую деву, соблазнившую мальчика и погубившую себя. Элса держалась на одной силе воле, не позволяя прорваться крику, что звучал в ее голове.

Стыд.

Она думала, что и прежде знала стыд, что привыкла к нему, но сейчас она чувствовала совсем иной стыд. В семье она стыдилась своей непривлекательности, того, что на ней никто никогда не женится. Она позволила этому чувству стать ее частью, вплестись в ее тело и разум, сделаться ее соединительной тканью. Но в том стыде таилась надежда, что однажды они увидят, какая она настоящая, какая она в душе. Цветок с плотно сомкнутыми лепестками, который ждет, что на него упадет солнечный луч, и тогда он раскроется.

Теперешний стыд был совершенно иной. Она навлекла его на себя сама, только она виновата в случившемся, она разрушила жизнь этого бедного мальчика.

Раф сбежал по ступенькам и встал рядом с родителями.

Стоя в свете фар, семья Мартинелли смотрела на нее с выражением, которое можно было описать только как ужас.

– Твой сын воспользовался моей дочерью, – сказал отец.

Мистер Мартинелли нахмурился.

– Откуда вы знаете?..

– Папа, – прошептала Элса. – Пожалуйста, не надо…

Раф шагнул вперед:

– Элс, с тобой все в порядке?

Элса чуть не заплакала от этого проявления доброты.

– Не может такого быть, – сказала миссис Мартинелли. – Он помолвлен с Джией Компосто.

– Помолвлен? – спросила Элса.

Раф покраснел.

– На прошлой неделе.

Элса тяжело сглотнула и кивнула, как будто это было нечто само собой разумеющееся.

– Я никогда не думала, что ты… знаешь. То есть я понимаю. Я пойду. Только мне с этим разбираться. – Она сделала шаг назад.

– Нет уж, постой, голубушка. – Отец посмотрел на мистера Мартинелли: – Уолкотты – порядочная семья. Нас в Далхарте уважают. Твой парень должен загладить свою вину. – Он с отвращением покосился на Элсу. – Как бы то ни было, не думаю, что я когда-нибудь снова увижу тебя, Элсинор. Ты мне не дочь.

С этими словами он сел в автомобиль, мотор которого продолжал работать, и уехал. Элса осталась стоять с чемоданом в руках.

– Раффаэлло, – мистер Мартинелли повернулся к сыну, – это правда?

Раф вздрогнул и, не глядя на отца, пробормотал:

– Да.

– Мадонна миа, – простонала миссис Мартинелли и затараторила по-итальянски.

Элса поняла, что она сердится. Миссис Мартинелли отвесила Рафу затрещину и закричала:

– Выгони ее, Антонио! Путана!

Мистер Мартинелли отвел жену в сторонку.

– Прости, Раф, – прошептала Элса.

Она тонула в стыде. Миссис Мартинелли закричала «нет», а потом снова «путана». Вскоре мистер Мартинелли вернулся, и выглядел он теперь как будто старше. Вид у него был потрепанный: под выпирающим лбом топорщились брови цвета полыни, бугристая переносица намекала, что нос неоднократно ломали, подбородок плоский, как тарелка. Старомодные усы почти полностью закрывали верхнюю губу. Суровый техасский климат оставил следы на его загорелом лице – лоб бороздили морщины, словно годовые кольца на срезе дерева.

– Я Тони, – сказал он и движением подбородка указал на жену, которая так и стояла футах в пятнадцати от них. – Моя жена… Роуз.

Элса кивнула. Она знала, что он один из многих фермеров, что каждый сезон покупали технику у ее отца в кредит и возвращали долг после сбора урожая. Они встречались на общих мероприятиях в округе, но не слишком часто. Уолкотты не общались с людьми вроде Мартинелли.

– Раф, – он посмотрел на сына, – представь нам свою девушку как положено.

Свою девушку. Не свою шлюху, не свою подстилку. Элса никогда не была ничьей девушкой. И она уже слишком долго жила, чтобы называться девушкой.