Я слышу, как ты дышишь - Остин Марс

Она пошла греметь кастрюлей, Вера поймала ироничный взгляд министра Шена, он посмотрел на "часы истины", в которых наверху лежал белый шарик, качнул головой и поинтересовался:

— А нормальные мужчины у вас были?

— От нормальных я стараюсь держаться подальше, — скорчила рожицу Вера, — они обычно ерундой не страдают, а сразу начинают интересоваться размером пальца и знакомить с родителями, а я слишком молода для этой фигни, так что незачем морочить головы хорошим людям. Я с ними дружу, без амуров, так интереснее.

— А зачем размер пальца? — Эйнис вернулась и уселась, Вера показала безымянный:

— На нем носят обручальное кольцо.

— Ты носила?

— Нет.

— Да, — с нажимом сказал министр, — по официальной версии, госпожа была замужем в своем мире.

Эйнис подняла брови, посмотрела на министра, на Веру, пожала плечами и кивнула:

— Да как скажете, я запомнила. А почему так, у тебя же вроде кто-то был?

— В моем мире все совсем не так, как в вашем, у нас намного дольше живут, мне еще очень рано думать о замужестве.

Эйнис округлила глаза и по-новому изучила Веронику с ног до головы, спросила:

— Сколько тебе лет?

— Не скажу, ваш мир не сможет воспринять эту цифру правильно.

— Тридцать? — предположила Эйнис, — сорок? Больше?

— Не скажу, отцепись.

— Больше или меньше?

— Отцепись.

— Судя по твоим приключениям, наверное, больше. Круто.

Вера поморщилась и промолчала, Эйнис доела свою добавку и опять стала строить ей глазки:

— Расскажи еще.

— Что? — рассмеялась Вера.

— Про подружек. Или про парней. Как определить, с кем лучше не связываться?

— Никак, они все поначалу прикидываются хорошими, и показывают свою истинную сущность только тогда, когда уже уверены, что их любят-обожают и простят за что угодно. Держаться подальше надо от нестабильных, которые сегодня милый зайчик, а завтра неуравновешенный псих, потом он выхватывает за свои художества и опять прикидывается зайчиком, потому что понимает, что перешел черту и его могут послать, потом налаживает отношения и опять начинает наглеть, а после скандала зайчик, вот от таких надо бежать, с остальными можно работать.

— С любыми? — шутливо округлила глаза Эйнис.

— У всех свои вкусы, — пожала плечами Вера, — кому-то нравится такое, что у других вызывает тошноту. Та подружка, которая любила отморозков, всегда фыркала на моих парней, говорила, что они тряпки. А я Милкиных называла занудами, а она моих — витающими в облаках раздолбаями. А еще одна всегда выбирала каких-то подбитых птенчиков, травмированных, на весь мир обиженных, депрессивных, мы все хором на них фыркали. Каждому свое, если они вместе, значит, что-то могут дать друг другу, зачем-то же они встретились. Когда все, что могли дать, дадут — расстанутся, обычное дело. Главное не держать человека, если уже ясно, что отношения исчерпали себя, от этого обоим только хуже. А некоторые этого не понимают, и от них приходится избавляться, иногда это настолько выматывает, что победу отмечаешь как день рождения.

— Говоришь как о чем-то… не про любовь, короче, — напряженно улыбнулась Эйнис.

— А я не особенно влюбчивая, я чаще просто принимаю обожание, сама ни за кем не бегаю. В моем мире в моем возрасте быть одной странно, если окружающие узнают, что у тебя нет пары, начинаются постоянные вопросы и задалбывания — а почему, а когда ты уже найдешь, а давай я тебя познакомлю, бесит. Так что проще постоянно иметь какие-нибудь ненапряжные отношения. Если отношения начинают напрягать, их надо прекращать. Но это бывает сложно. И сложнее всего даже не с психами и отморозками, самые тяжелые это "покладистые".

Эйнис рассмеялась, чуть не подавившись едой, Вера устало улыбнулась:

— Это смешно, пока не попробуешь. От них невозможно отделаться, они терпят все, какое угодно плохое отношение, любые, хоть самые отвратительные условия, они в упор не слышат слова "нет", унижаются, давят на жалость, и чем хуже с ними обращаешься, тем больше заботы демонстрируют в ответ, это такая манипуляция, чтобы заставить почувствовать себя извергом. Я одного такого вечером выгнала, утром на работу пошла — а он под дверью сидит. Весь такой жалкий, простуженный, спрашивает, как мне спалось.

— Вот это любовь, — округлила глаза Эйнис.

— Это манипуляция, на это нельзя вестись. Они потом на голову садятся.

— И как ты от него избавилась?

— Завела себе отморозка, который его регулярно бил. Потом он попытался ударить меня, и я избавилась от этого тоже, с отморозками проще, у них море болевых точек, на которые достаточно раз каблуком наступить, чтобы он ушел. А с покладистыми так не выходит, по ним можно годами топтаться, они будут под дверью сидеть.

— Ох и жесть же у вас в мире творится! Хорошо, что у нас такого нет, — округлила глаза Эйнис, вытряхнула в рот последнюю каплю из тарелки и встала: — Фух, спасибо за суп, и за сказочки тоже, но мне пора. Пока, — махнула рукой министру с Двейном и ушла.

Вера подождала, пока ее шаги стихнут у портала, медленно выдохнула и закрыла глаза, наконец расслабляясь. Присутствие Эйнис заставляло атмосферу вибрировать от болезненного напряжения, это вызывало чесотку под черепом, утомляло, как монотонный стрекот мерцающих флуоресцентных ламп, который не замечаешь, пока он не прекратится, но тяжесть в голове все равно остается, даже несколько часов спустя. Она потерла глаза и сгорбилась над столом, посмотрела на министра Шена, тихо сказала:

— Это должны были делать вы.

— Что? — нахмурился министр.

— Обнимать ее, когда она плачет. Я для этого очень плохой кандидат, она меня и так не любит, а теперь возненавидит окончательно. Постарайтесь в следующий раз все-таки оказаться рядом.

— Какой следующий раз? По-моему, она в порядке, она уже на вашем плече нарыдалась, успокоилась и сидела шутила.

— О, она нарыдается еще не скоро, — мрачно вздохнула Вера, ковыряя суп, аппетита не было, хотелось выпить воды и прилечь, голова кружилась.

— Как вы поняли, что с ней? Это дар сэнса?

— Я удивляюсь, как вы не поняли. Когда человек вот-вот разрыдается, это невозможно не заметить, для этого сэнсом быть не надо, достаточно глаза открыть пошире и посмотреть.

— Ну простите, на сколько открываются, на столько открываются, — развел руками министр, Вера посмотрела на него и изобразила мрачную улыбку, показала большие пальцы:

— Бог самоиронии, просто боженька.

— Аве мне, — пафосно кивнул министр, Вера чуть улыбнулась и опять взяла ложку, министр помолчал и спросил Двейна: — Конюшня министерства — это где она пони своего держит? А я и думаю, зачастила она туда, обычно ей новые игрушки надоедают за неделю, а тут уже вторая заканчивается, а она все ему гриву заплетает, а дело вот в чем. Конюх, надо же. И давно ты знаешь?