Красавчик. Книга четвертая. Кавказ подо мною - Андрей Готлибович Шопперт

и пшеницы везём в трюмах, но что-то войско быстро разрастается, а там, в Дербенте, тысячу коней и почти тысячу военных мне чем кормить?

— Добро. Нам на эту полусотню фураж выделен и денежное довольствие, и от себя трошки добавлю, знатный в прошлом годе урожай был у меня в имении Отрадном, а вечером с Повалишиным пообщаемся, и Андрей Васильевич, уверен, от губернии для своих казачков не пожалеет.

Бал губернатор назначил на субботу, и вся пятница у Брехта оказалась свободной. Оставив войска на Ермолова, Пётр Христианович поспешил в армянскую церковь. Отец Афанасий, или каханна по-армянски, встретил князя Витгенштейна на улице перед храмом, руководил товарищами, что высаживали новые молоденькие кустики самшита. Теперь, обрамлённая этими кустами, асфальтовая тропинка под сотню метров получалась. Саркаваг (дьякон) рядом с мотыгой наперевес выхаживал. Вручив золотой пятирублёвик отцу Афанасию, Брехт поинтересовался у него, нет ли новостей из Крыма от тех садовников, что отправили в прошлом году к дворянам Иннокентию Смоктуновскому, Леониду Брежневу и Семёну Многоухому.

— Есть. Все уже вернулись. За лето соберут ещё пару тысяч молодых лоз и поплывут снова в Крым. Если… денег выделишь, — прищурился священник. Улыбка, наверное. Что с ним, что с Поповым не поймёшь, когда они улыбаются, а когда просто шрам зачесался.

Брехт такой информацией и сам обладал, в феврале письмо пришло от Семёна, что дома они себе построили, виноградники, пусть и не очень большие пока, разбили. А ещё, что рядом, на месте впадении реки Судак в море, строят огромный деревянный терем для принцессы немецкой, но туда никого не пускают. Солдатами всё оцеплено, рогатки везде стоят, так что и не подойдёшь полюбопытствовать.

— Выделю. Не проблема, пусть, если смогут, даже в два раза больше лоз приготовят. А что с бумажной фабрикой? — Брехт сошёл с асфальтовой дорожки, может, и научились армяне делать более-менее тугоплавкий асфальт, но вот в разгар дня здесь, на юге, под палящими лучами солнца, всё одно прогибается серая поверхность под его тушкой, следы от каблуков остаются. Не комильфо такую красоту портить.

Отец Афанасий расправил серебристую бороду, перекрестился и развёл руками.

— Пожар учинился две недели назад.

— Пожар?

— Пожар, сын мой. Трое человек погибло, оказались запертыми в здании.

— И с чего пожар? Поджог кто? — ну не честно так. Брехт надеялся на эту бумагу.

— Не ведомо сие, а только люди говорят, что от котлов, в которых тростник варится, началось.

— И что теперь? Всё, не восстановить? — Пётр Христианович вытер пот со лба, припекало знатно.

-Уже почти восстановили всё, через неделю снова заработает. Сита не пострадали, котлы тоже, и остальные железки целы, в другом здании были. Что железо? Люди погибли, — отец Афанасий опять перекрестился и провёл ладонью по шраму, почти такому же, как у Попова, но тоньше и через нос не проходящий. Потому не оторопь вызывал, а уважение.

— Я выделю по сто рублей семьям погибших. И если у них в семьях есть юноши подходящего возраста, пусть заменят отцов, -Брехт распрощался со священником и оправился в сопровождении Ваньки и черкесов к бумажной фабрике.

Что сказать? По-другому представлял. Убого и грязно всё. Проверил противопожарную безопасность с Тираном — управляющим фабрики. А её нет вообще. Чего ругаться? Может и не знают люди сейчас про это ничего. Рассказал про щиты, красной краской покрашенные, с баграми, лопатами, вёдрами. Приказал наделать. Спросил, будет ли уходить вода, если котлован вырыть рядом с фабрикой.

— Конэчно. Пэсок, — маленький чернявый, а кого хотел увидеть, высокого голубоглазого блондина?

— Значит, заказывайте деревянные бочки и несколько десятков пусть стоят всегда полные, воду меняйте, чтобы не протухала, землю вокруг поливайте. Что у вас тут, как в пустыне. Кустики, травку посадите. Я привезу с Кавказа сосны. Они должны в таком климате расти, если поливать будете. А пока можно всякие плодовые деревья посадить. Созреют абрикосы, можно рабочим дать для детей.

Потом пошли на склад и посмотрели готовую бумагу. Ну, не белоснежная. Чем там её в будущем отбеливают, что-то на основе хлорки. Нда, только где ту хлорку взять? Оба-на. А ведь он целых трёх химиков с собой везёт. Пусть в Дербенте попытаются хлорку получить.

Событие девятое

Танец живота — это изящность движений, секрет красоты тела и искусство обольщения

На балу Брехт попытался куда за колонну забраться, чтобы не попасться в руки местных матрон. Не удалось, со всеми знатными дамами Астрахани пришлось танцевать. Смирился. Отрешился. Не танго, где партнёрша к тебе прижимается и даже вальсы ещё в моду не вошли. В чём смысл этих современных скорее балетов, чем танцев?

Мысль неожиданно от астраханского бомонда перекинулась на Дербент. Там сидит девица одна, на которой он пообещал жениться. Обманул брата, что ему нужно разрешение у Александра спросить. Понятно, что даже не заикался ни о чём подобном у Государя. Смешно бы это выглядело.

— Ваше Императорское Величество, а можно я там себе, в Дербенте, вторую жену заведу, не, не, не для похоти, только в интересах империи, чтобы Дербентское ханство бескровно присоединить к России, а там, чем чёрт не шутит, и Кубинское? Вот только жениться надо.

— В государственных интересах, говоришь?

— Чисто в государственных. Страшна эта ханум, ханша, дивчина, в общем, как ядерная война. Усы, круче чем у вас.

— Ну, если усы, тогда, конечно, дозволяю. Женись. Детки усатые пойдут, а то на твои рыжие усики без смеха и смотреть нельзя. Хоть у детей нормальные будут.

Когда Пётр Христианович входил в тонкости управления Дербентом, то у одного из советников бывшего хана поинтересовался, а как так получилось, что когда они с Зубовым ушли с Кавказа, то ханом стал не Шайх-Али-хан, а Хасан-Али-хан.

Оказалось всё просто. Был тут не так давно в Дербенте великий правитель. Звали его Фатх-Али-хан ибн Хусайн, и был он из Кубинской династии. Правил долго и вполне заслужил уважение подданных, науки развивал, искусства. И была у него, понятно, куча жён и наложниц, так вот Шайх-Али-хан и Хасан-Али-хан (или Гасан) — это его старшие сыновья, которое город никак поделить не могли, а Пери-Джахан-ханум ибн Фатх-Али-хан, их сестра. Правда, все они от разных матерей.

— Вона чё, так это я их братца застрелил? — понял, наконец, Брехт расклады местные. — Слушай, Бахрам, а, вообще, в мусульманских странах, да в том же Дербенте, бывали женщины правителями?

— Бывали. Борандохт правила после