Сын Золотого Неба. Глаза Дракона - Лина Лау

Нет.

Нет!

Итэш заплакал, ему можно, он — маленький мальчик, едва встретивший своё шестое лето, и он умолял матушку продержаться, дождаться помощи, просто не умереть! Не умирать! Не умирать…

Бесполезно.

Бесполезно…

И тогда он увидел колдуна.

Тот держал в руках окровавленный кинжал, его лицо скрывала черная маска, и весь он в своих черных одеждах сливался с тенями, растворялся в них.

Убийца…

Убийца.

Убийца!

Убийца его матушки…

Итэш с криком бросился на колдуна, принялся бить его кулаками, прекрасно понимая бессмысленность своих действий, но яростно желая выплеснуть собственное отчаянье, собственное горе, собственное нежелание жить в этом мире без матушки.

Без своей замечательной, доброй, светлой, милой матушки.

Колдун даже не сопротивлялся, только смотрел на него как-то задумчиво, насмешливо.

А потом схватил за подбородок, поднял на себя его лицо и посмотрел ему в глаза, словно ища в них что-то.

Вероятно, нашёл.

Но что…?

Что…?!

Колдун усмехнулся и произнес что-то на неизвестном ему наречии.

— Мы ещё встретимся, маленький Алори, но тебе сначала нужно подрасти.

Итэш , сбитый с толку, даже плакать перестал, в недоумении смотря на чужака, что-то сказавшего на своём языке.

Он ничего не понял, но — запомнил.

Колдун исчез в предрассветных тенях.

Всё они — исчезли.

С рассветом.

Словно бы свет Исы был им чужд, словно бы они боялись его.

Они растворились в темноте так же быстро, как и появились, оставив после себя залитые кровью улицы и воющих от ужаса и горя людей.

Итэш не выл.

Не плакал.

Он не чувствовал ничего.

Совсем.

Веарди тоже ничего не чувствовал.

Совсем.

Чувствовать было слишком больно, слишком некогда сейчас — во всём том хаосе, что творился вокруг уже которую неделю подряд, и ни конца, ни края этом не предвиделось.

Веарди невероятно устал, но даже во сне не удавалось найти покоя.

Сны про мальчика Итэша и его незатейливую детскую жизнь на удивление сильно выматывали. Нелёгкая судьба ребенка, так отчаянно любившего свою красавицу-мать, и потерявшего её в одночасье выбивала из колеи. Мать мальчика, зеленоглазая, темноволосая, чем-то была похожа на Ареку, но к шесс'ен вряд ли имела отношения — иначе он бы точно была бы родственницей Талэ и тогда бы Веарди знал и эту даму, и её ребёнка.

А он — не знал.

Да и вообще, все эти переживания были сейчас совершенно неуместны.

Веарди не мог понять, кем был этот ребёнок и его родители — незнакомые интерьеры и знамёна, незнакомые названия и имена. Ясно было только то, что мальчик этот был-таки человеком, судя по его матери, и жил на Леде.

И судьба у него тяжела.

Странным, конечно, было то, как отчетливо отпечатывались в памяти события снов — обычно ночные грезы оставались там, в предрассветных сумерках, но, смотревший на мир в своих видениях глазами мальчика Итэша, он запоминал всё происходившее столь четко, как если бы это происходило с ним самим когда-то, словно бы его собственные то были воспоминания.

Но этого не могло быть.

Не могло!

Он — не Дракон, как дядюшка Руни, помнивший своё прошлое воплощение, и живущий где-то под синими небесами Леды осиротевший мальчишка — не он. Веарди крайне хотел в это верить.

Как и верить в то, что произошедшее в видениях и в реальности — не связано.

Но не заметить сходства между нападением тех «колдунов» с резнёй в Хэлиссе было невозможно.

Не смотря на очевидные же различия.

Однако, неизвестные фанатики, порезвившиеся в одном поселений на Леде, вряд ли могли быть как-то связаны с аксаанскими степными кочевниками. Слишком непреодолимой для них была преграда из границы миров — они и реку то были неспособны пересечь, хотя конкретно в этот раз это не стало для них проблемой…

…Да и делиться с кем-либо подробностями своих кошмаров Веарди не спешил — ментальная связь с разумом какого-то ледианского мальчишки недопустима для Наследника Юга. Позволять же отцовским стервятникам, Мастерам Разума, копаться в своих мозгах он не желал. Не после того, как их распрекрасный Владыка отбраковал его!

И за что? За цвет глаз!

Ну простите, что желтый, а не зеленый!

Небось, по мнению отца, даже в этом мальчишке Итэше больше крови Талэ, чем в нём, в его родном сыне!

Разве он виноват, что пошёл в мать?!

…Он понимал, что обида его мелочна и потенциально губительна, но у него тоже была гордость, и позволить тому, кто отверг его, копаться в своём разуме, в самом его «я» он не позволил бы.

Попросить отца о помощи — показать ему свою слабость, свою неспособность справиться самостоятельно, свою… уязвимость. Он, Веарди Талэ, был в первую очередь Наследником Юга, и плевать, что его отец — Владыка Аксаанской Империи, в первую очередь он — Король Запада.

И нечего ему знать о проблемах посторонних.

Правда, чтобы обратиться за помощью к старшему брату через уязвлённую гордость переступать не надо было — Девон не меньше самого Веарди пострадал от несправедливости их отца. Что за шутка — отправить вечно больного, боящегося холода сына на Север! Что за жесткость…

Старший брат всегда относился ко всем, кто не Арека или его обожаемый Джейа, с прохладцей, с недавних пор к числу любимчиков добавились Вакке и жена с дочерью, но обратись к нему за советом или помощью Веарди — не отказал бы. И даже не стал бы лукавить, просто напомнил бы, что теперь за ним долг, который рано или поздно придется вернуть.

Девон всегда взыскивал долги.

Веарди бы и обратился к брату, честно, он правда собирался, но завертевшийся круговорот событий ему просто не позволил это сделать! А теперь Девон снова на не определённое время покинул империю, и невесть когда ещё вернётся.

Впрочем, у Веарди были проблемы посерьёзнее своих снов.

Потому что прямо сейчас он шёл по улицам Хэлисса, и в его памяти воскресали картинки того, что он увидел здесь тогда, три недели назад. И даже посылаемая Цаишем поддержка не улучшала ситуацию. Дракон ощущал смятение своего всадника, но даже ему были непонятны человеческая злоба и жестокость, проявившиеся здесь во всей красе.

Улицы были завалены телами, уже начавшими разлагаться и отравлять воздух характерным сладковатым запахом.

Веарди чувствовал по связи испытываемое Цаишем отвращение.

И разделял его.

Нападавшие были беспредельно, беспричинно жестоки. Они, задавив защитников города числом, перебили всех до единого сайши, а потом принялись и за городскую стражу, а после — за жителей.

И не стали им преградой хоть сколько-то