Большой город - Кристиан Маккей Хайдикер

– Триста семидесятый! – окликнула его П-838.

Его глаза снова обратились к сетчатым норам.

И он вдруг догадался, что это никакие не норы. Это клетки. Сетка нужна не за тем, чтобы оберегать лис. Она нужна, чтобы не дать им сбежать. А на бирках указаны не имена, а порядок, в котором лисы отправятся в Сарай, чтобы Фермер мог…

– Эй, – воскликнула П-838. – Ты теперь такой гордый, что после Сарая не желаешь даже разговаривать с нами?

О-370 посмотрел снизу вверх на неё, на двоюродного брата и на какое-то мгновение с ужасом увидел их перед собой без шкур. Мясо, зубы, глаза, лишённые век. То же самое, что блестело в ведре.

– Они… – выдавил он из себя. – Они выбрасывают остальное.

– Кто что выбрасывает? – спросила П-838. – Мозги тебе выбросили? Говори яснее.

Морда у О-370 словно окоченела. Он хотел, чтобы вся эта история поскорее закончилась.

– Почему у тебя из губы кровь? – спросил Н-211.

Собираясь уходить из Сарая, О-370 обнюхал железный ящик, принюхался к Голубому, что трепетало в железном сердце.

Это, наверное, от него шёл колючий запах, от него стояли торчком усы. Это, наверное, из него вспыхнуло Голубым, когда альфы оказались в Сарае. Что бы то ни было, О-370 теперь знал: это и есть та самая машина, которая отняла жизнь А-947. Точно так же, как у сотен лис до него. У тысяч.

«Живодёр», – подумал О-370.

Он решил уничтожить машину. Но едва он набросился на её железные стенки, острый край разрезал ему губу.

– Нам надо выбираться отсюда, – прошептал О-370.

– Выбираться откуда? – спросила П-838.

– Из клеток, – рявкнул в ответ О-370. – И бежать подальше от Фермы!

– Из клеток? – переспросила П-838.

Н-211 поник головой.

– Нам… – О-370 пытался найти слова. Но слова не шли. Он решительно заглянул двоюродному брату в глаза: – Поверь мне, Двести одиннадцатый. Надо уходить. Сейчас же.

– Я… я не могу, – ответил Н-211, перенося вес тела с передней лапы. – У меня заноза.

– А я бы и рада пойти с тобой, – сказала П-838, выгибая спину и вытянув ноги, – да только моя-то нора всё ещё стоит, так что мне придётся остаться, получать еду два раза в день и ждать, когда я отправлюсь в Белый Сарай, чтобы во веки вечные есть персики и сороконожки со всеми нашими друзьями и родными. Вот досада!

О-370 вдруг догадался, что лисы невольно подыгрывают Фермеру. Они верят, что люди добры, что Ферма – это рай. Они пересказывают молодым истории, чтобы у тех от страха облетела с усов вся дикость, и чтобы они не вступали в драку, когда Фермер придёт за ними.

П-838 поудобнее сложила лапы вокруг живота, и у О-370 сжалось сердце. Скоро ей отправляться в щенячий загон, там она родит, а потом её отведут в Сарай. Её лисёныши станут жить в клетках, пока не отрастят густой мех, и тогда всех недоростков и всех омег уведут, а все альфы и беты станут производителями и рассказчиками, и жизнь так и будет идти по кругу, луна за луной.

О-370 вскочил и упёрся лапами в деревянную подпорку, надеясь, что она опрокинется, и вместе с ней упадут все клетки. Подпорка не шелохнулась.

– Помогай, Двести одиннадцатый! – крикнул он двоюродному брату и снова ударил в подпорку. – Грызи сетку к Восемьсот тридцать восьмой! Надо вытаскивать всех отсюда!

Но Н-211 только сидел, склонив голову, и смотрел, как О-370 вгрызается зубами в деревянный столб и пытается разломать, отгрызая щепку за щепкой.

– Мы не потерпим никакой твоей дикости, лисёныш! – воскликнула самка-производитель из клетки чуть дальше по ряду.

– Ты сам запрыгнешь обратно в нору, когда поймёшь, что так будет лучше, – прибавила другая.

– Давай, малыш! Полезай обратно!

Но О-370 глодал столб и не думал останавливаться.

– Прекрати, Триста семидесятый! – сказала сверху П-838. – Объясни, что происходит.

Дерево не поддавалось. О-370 стало казаться, что зубы вот-вот повыскакивают из дёсен.

Он тяжело плюхнулся на землю и жалобно заскулил. Надо убедить лис, что им грозит опасность. Надо рассказать им правду.

– Люди… – заговорил он, задыхаясь. – Они-они-они… – Он напряг морду и заставил губы выговаривать слова. – Они отбирают у нас шкуры. Вот почему мы здесь. На Ферме. Фермер отобрал шкуру у Девятьсот сорок седьмого. Стянул прямо с костей. Она висит в Сарае – я видел.

П-838 фыркнула. Н-211 слушал, наморщив брови.

– Эй! – крикнула одна из самок-производителей. – Мы не шутим.

– Полезай обратно в нору, пока не навлёк на всех беду!

О-370 сделал вид, что не слышит.

– Не было там ни пира, ни предков, вообще ничего, – прошептал он. – Только большой железный ящик с проводами и трубками. И шкуры. И…

Сдавило горло. Он не мог рассказать им про ведро.

На этот раз П-838 расхохоталась открыто:

– Шкура – это не человеческая одежда. Её просто так не снимешь. – Она укусила себя за ляжку и потянула, чтобы показать. – Видишь? Не слезла.

– Я же серьёзно, к бреху! – рявкнул на неё О-370.

П-838 щёлкнула языком:

– Тебе повезло, что здесь нет Девятьсот сорок седьмого и он не слышит, что ты несёшь.

Да А-947 вообще больше ничего никогда не услышит, вдруг догадался О-370. Его уши сняли со шкурой.

– Но… – заговорил Н-211. – Люди же добрые. Беатрис Поттер приютила когда-то Мию.

О-370 содрогнулся. В первый раз в жизни он задумался: а вдруг эта история страшнее, чем лисы на Ферме себе представляют?

– Полезай в нору, лисёныш! – завопила одна из самок-производителей. – Сейчас же!

– Цепляйся за порванную сетку!

– Так или эдак. Только полезай обратно наверх!

О-370 посмотрел на двоюродного брата.

– Ты веришь мне, Двести одиннадцатый?

Н-211 уставился ему прямо в глаза, словно хотел увидеть то, что видел О-370.

– Сейчас же, малыш!

– Пока не проснулся Фермер!

Самки-производители рявкали не переставая, сыпали угрозами и уговорами, а О-370 смотрел на двоюродного брата умоляющим взглядом. Он был полон решимости убедить его. Даже если на это уйдёт вся ночь.

ЩЁЛК!

Мех на лице Н-211 осветился, и голова О-370 резко повернулась назад.

На веранде зажёгся свет.

– Фермер проснулся, – небрежно бросила П-838. – Видимо, самки-производители разбудили.

И, не сводя от ужаса глаз, О-370 смотрел, как в фермерском доме открывается дверь.