Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе - Уорд Фарнсворт

не согласуются с тем, в чем они по-настоящему убеждены. Или же, как вариант, они не высказали бы ничего подобного, если бы факты изменились в такой манере, которая сделала бы их суждения нерелевантными.

Все это, как правило, представляется бесспорным, когда мы слушаем других людей, с чьим мнением не согласны. Когда же речь идет о нас самих, подобные несоответствия становятся неочевидными; они невидимы, однако все дело именно в них. Значительная доля сократических усилий, будь то в философии, политике или праве, сосредоточена на том, чтобы отделить заявления от мотивов: последователь Сократа стремится сделать так, чтобы вы, восхваляя или осуждая чьи-то слова и поступки, делали бы это с одинаковым рвением независимо от того, кого вы хвалите или осуждаете. Или же, если вы не готовы так делать, то объяснили бы почему. Вам нужно быть непоколебимо последовательным. Разумеется, это довольно трудно, и вам едва ли выделят за это собственную авторскую колонку. Однако такая линия избавит вас от вклада в то буйство невежества и лицемерия, каким характеризуется нынешний политический дискурс.

Косвенные цели. Исходя из элементов, которые мы только что рассмотрели, метод Сократа может показаться чисто техническим средством – серией шагов, оттачивающих наше понимание предмета. Действительно, его можно трактовать и так. Но у метода есть и косвенные цели. Сократ часто пытается убедить своих собеседников в том или ином утверждении. Но достигает он большего, чем просто убеждение, и в то же время меньшего: собеседник может и не поверить Сократу, но случается кое-что еще. То же самое происходит, когда вы читаете диалог. Предположим, представленные в нем аргументы не до конца убедили вас, и потому кажется, что диалог не достиг своих целей. Однако текст позволяет достичь другого результата, который, возможно, и был главный задумкой. Он воздействует на читателя. По ходу дела мы столкнемся и с другими примерами такого рода косвенности: Сократ иногда подразумевает не то, что говорит буквально, или Платон делает то же самое, пользуясь образом Сократа. Косвенность – это еще одна черта сократического метода, но лучше исключить ее из числа формальных элементов и оценивать тоже косвенно.

Примеры таких побочных результатов рассматривает Милль. По его мнению, многие аргументы Сократа откровенно слабы. Его любимым примером выступает «Горгий» – диалог, в котором Сократ в компании трех собеседников рассуждает о взаимосвязи между справедливостью и счастьем, удовольствием и благом, а также некоторыми другими идеями. Этот диалог – одна из самых знаменитых работ Платона. Тем не менее в настоящее время широко распространено мнение, что некоторые аргументы Сократа несостоятельны[56]; Милль же высказывался еще жестче, заявив, что «почти все они суть заблуждения»[57]. Можно предположить, что это обесценивает весь диалог, поскольку именно в аргументах, как принято думать, и заключен весь смысл. Милль, однако, считал иначе:

[Диалог] воздействует не логикой, а своим этосом [ἦθος]; он не учит пониманию, а влияет на чувства и воображение. Это отнюдь не странно, ибо бескорыстная любовь к добродетели – дело чувств. Невозможно доказать кому бы то ни было тезис Платона о том, что справедливость есть наивысшее счастье, если только не дать ему прочувствовать само это счастье. ‹…› В диалоге Сократ помогает нам почувствовать, что для души человеческой нет порока более нетерпимого, нежели несправедливость, посредством не доказательства, но сочувствия, которое вызывает собственным сильнейшим ощущением этой истины[58].

Утверждение Милля может показаться парадоксальным. Ведь метод Сократа на первый взгляд предстает предприятием сугубо рациональным. Сократ, как настоящий герой, сражается с иллюзией, ложью и пороком посредством логики; он делает это до тех пор, пока враг не одолеет его, – и тогда он благородно предпочтет не сдаваться, а преданно умереть ради истины. Будучи новичками, мы считаем, что за всем этим стоит голая логика. Позднее, обнаружив, что логика не всегда убедительна, мы вдруг понимаем: а ведь в основе повествования нечто совсем иное – а именно борьба, благородство, преданность. Причем, согласно сократической модели, эти блага лучше достигаются, когда мы концентрируемся не на них самих, а на том, что их вдохновляет, – на истине и ее страстном поиске рациональными средствами.

Важнейшей стороной диалога, рассматриваемого подобным образом, оказывается вовсе не то, неопровержима ли его аргументация. Самое главное – тот эффект, который диалог производит на читателя. Иногда неудачные или взаимоисключающие аргументы помогают аудитории достичь определенного состояния ума, и оно может оказаться ценнее, чем убежденность в том или ином утверждении. Это состояние ума способно открыть новую перспективу, в рамках которой все утверждения диалога предстанут неадекватными. Возможно, именно под этим свежим углом зрения сложится понимание того, что погоня за истиной есть наивысшее человеческое стремление, даже если (или потому что) полное обладание этой истиной невозможно. Читателя же временами к такому видению приводит не прямое предложение просто принять его, а личное участие в изнурительной и тщетной погоне за ускользающей истиной[59].

При исследовании Сократа этот эффект может проявляться и иначе. Косвенные приобретения могут оказаться более ценными, чем прямые. Например, Бен Франклин поначалу видел в методе Сократа набор специальных приемов, позволяющих побеждать в спорах:

Я нашел этот метод самым безопасным для себя и очень стеснительным для тех, против кого я его применял; поэтому я извлекал из него большое наслаждение, непрерывно в нем практиковался и достиг большого искусства в умении добиваться даже от весьма умных людей таких допущений, последствий которых они предвидеть не могли; при этом они попадали в затруднительное положение, выбраться из которого были не в состоянии; подобным образом мне удавалось одерживать такие победы, которых не заслуживал ни я, ни отстаиваемый мной тезис[60].

Диалоги предостерегают нас от такого подхода[61]. В конце концов Франклин, набравшись мудрости, отказался от него. Однако он сохранил некоторые косвенные преимущества своих сократических опытов. По типу своему они были мягче описанных Миллем, но все равно сослужили Франклину хорошую службу.

Я прибегал к этому методу в течение ряда лет, но постепенно отказался от него, сохранив лишь привычку высказывать свое мнение с величайшей скромностью, никогда не употребляя таких выражений, как «разумеется», «несомненно» и прочих в том же роде, придающих оттенок непогрешимости мнению, которое может быть оспорено… Такая привычка, как я полагаю, сослужила мне хорошую службу, когда впоследствии мне не раз приходилось убеждать людей в своей правоте и получать их согласие на осуществление тех мер, которые я стремился провести. А поскольку главное во всякой беседе – это поучать других или учиться самому, доставить удовольствие или убедить в чем-либо, то я бы хотел, чтобы умные люди, питающие хорошие намерения, не уменьшали силу воздействия своих доводов посредством безапелляционной, заносчивой манеры говорить; это почти неизменно вызывает отвращение в слушателях, настраивает их недоброжелательно и, одним словом, достигает совершенно обратных целей, чем те, для которых мы одарены речью[62].

В заметках Франклина об убеждении много ценного. Мы вернемся к этим достоинствам в главе 18. Однако здесь я привожу комментарии Милля и Франклина в поддержку обобщенного подхода к нашей теме. Время, проведенное в сократическом диалоге с собеседниками или с самими собой, всегда окупается и никогда не тянется долго. Однако метод Сократа приводит к изменению ума даже тогда, когда он не применяется непосредственно. Он формирует мышление как таковое. Это все равно что изучать боевое искусство всю жизнь, но никогда не использовать его в бою. Преимущества метода ощущаются постоянно, поскольку делают обучающегося другим человеком.

Сократическая этика. Вот так сократический метод представлен в этой книге. В диалогах Платона показано, как его элементы можно применять в четко заданном контексте – в долгом разговоре один на один на сложную этическую тему. Однако у вас может состояться и такой диалог, который не будет включать все элементы метода подряд; более того, по отдельности их можно использовать даже тогда, когда вы вовсе не ведете диалога. Например, стремление к логической последовательности представлено в диалогах как формальный способ структурировать беседу. Но как только это достигается, согласованность делается еще более ценной. Вы начинаете обращать на нее все больше внимания, независимо от того, задаете ли при этом сократические вопросы или нет. В самом деле, увидев множество сократических вопросов и то, как, сталкиваясь с ними, лопаются мыльные пузыри безосновательных