Четыре минус три - Барбара Пахль-Эберхарт

Ваша Барбара.

Я вижу себя — словно это было вчера — сидящей у компьютера в гостиной родителей Сабины. Эти двое приютили меня у себя. Если бы не они, я бы не знала, куда мне податься. Мои родители жили в Вене, слишком далеко, чтобы, находясь там, иметь возможность утрясать бюрократические формальности здесь. О том, что жизнь в опустевшем семейном гнезде вряд ли пойдет мне на пользу, догадаться нетрудно. Но я мечтала о домашнем уюте, о безопасности и защищенности. Все это я нашла в доме родителей моей лучшей подруги, которая давно уже стала мне почти сестрой.

Еще я помню о тарелке с печеньем, которая, нетронутая, стояла рядом со мной, пока я писала свои мейлы. Об отце Сабины, который каждые полчаса на цыпочках приносил мне новый стакан воды. Я помню ту крайнюю степень сосредоточенности, с которой — строчка за строчкой — появлялся на экране написанный мною текст. О том, что слова изливались из меня потоком, как если бы они откуда-то насылались, и я была всего лишь инструментом для их выражения.

Я помню о том измнеможении, которое охватило меня, после того как я написала все до конца. Мне достало сил еще ровно на то, чтобы разослать мейлы всем, внесенным в мою адресную книгу. Написанный мною текст, попав в Мировую паутину, зажил своей жизнью. Полетел к моим друзьям, коллегам, деловым партнерам и старым знакомым; попал к директорам школ, в подразделения различных ведомств и отделы информации различных газет. Я не утруждала себя сортировкой. Все, кто когда-то сталкивались с Хели, Тимо, Фини или со мной, должны были узнать обо всем.

Я настоятельно нуждалась в помощи. В общении, контактах, внимании. Если не сейчас, то позже — наверняка. Ничего меня, потерявшую все, не могло напугать и озаботить, кроме страха немоты. Страха, что друзья начнут избегать меня из-за того, что не будут знать, как со мной общаться. Что кто-то от неловкости или смущения будет при виде меня переходить на другую сторону улицы. Что я превращусь в аутсайдера в тот момент, когда ощущение себя частью сообщества для меня всего важнее. Именно по этой причине я решила записывать свои мысли. И их рассылать. Всем, всем, всем.

Ничего меня, потерявшую все, не могло напугать и озаботить, кроме страха немоты. Страха, что друзья начнут избегать меня из-за того, что не будут знать, как со мной общаться. Что кто-то от неловкости или смущения будет при виде меня переходить на другую сторону улицы.

Я встаю из-за компьютера. Выпрямляюсь. Тянусь. Смотрю при этом в окно. Оказывается, уже вечер. Меня наполняет глубокая умиротворенность. Почти как после рождения моих детей.

Я все сказала.

Жизнь может продолжаться. Я могу продолжаться. Могу продолжать. И должна.

Сначала отправилась туда, где чувствовала себя безопаснее всего: в постель. Я сжалась в комок под пуховым одеялом, пытаясь заснуть между «крышечками» Фини и любимым плюшевым псом, принадлежавшим Тимо.

Я считала великим подарком себе то, что я могу спать глубоко и крепко. Мое тело нуждалось в отдыхе и покое и получало их, слава Богу. Сон избавлял от размышлений. Мой сон был насыщен сновидениями, в которых мои дети играли и смеялись. Мне снился и Хели прежних, счастливых лет.

Время от времени я получала во сне четко сформулированные директивы. Эти директивы были явно важнее, чем моя способность понимать их сокровенный смысл.

«Будь стойкой», — велел мне Хели однажды утром. Перед тем, как проснуться, я видела его лицо с широкой улыбкой придвинутым к моему.

«Мне разрешили к тебе вернуться, если ты этого пожелаешь», — вещала Фини в другом сне, в котором фигурировали также пчелиные соты и лучи божественного света.

Просыпаться было тяжело. Мои сны устраивали меня гораздо больше, чем реальность, поджидающая меня на пороге спальни. Часто, уже проснувшись, я подолгу не открывала глаз, пытаясь еще раз отчалить в безопасный и уютный мир своих снов. И когда мне этого не удавалось, я все равно оставалась лежать. Я должна была быть во всеоружии, прежде чем выбираться из постели, должна была собраться с силами для того, чтобы протянуть до послеобеденного сна.

Иногда я помогала себе тем, что читала понемножку. Книгу, лежащую на тумбочке у кровати, мне подарила одна клоунесса в больнице после прощания с Тимо. Она называлась: «Ни одна душа не потеряется»[7]. Эта книга, с ее четко сформулированными, радостными посланиями, была моей лоцией и наперсницей.

Разумеется, смерть — никакой не конец. Все продолжается и после смерти. Нет сомнения в том, что там, за чертой, все замечательно. И само собой разумеется, что наши умершие близкие остаются рядом с нами.

Я нуждалась в поддержке извне — снова и снова, каждый день. То, что я переживала, что предчувствовала и о чем догадывалась, выглядело таким хрупким. Каждая прочитанная мною страница — о переживаниях смерти близких, о смертях в результате насчастного случая и о совпадениях, граничащих с чудом; о знаках, подаваемых мертвыми, и контактах с ними — укрепляла мой дух. Я училась доверять своим чувствам и убеждала себя в том, что в своих представлениях я не одинока. Чем больше я узнавала о том, что пережили и открыли для себя другие, тем больше я убеждалась, что существует жизнь и после смерти.

Мне нравится читать мудрую книгу, лежа в теплой постели. Мое тело защищает одеяло, покой моего духа охраняют знания. И я старалась оставаться в постели как можно дольше.

Выманить меня из постели удавалось только аромату свежесваренного кофе. Чтобы поздороваться с отцом Сабины, который, неизменно насвистывая, следил за процессом приготовления эспрессо и желал мне доброго утра своим самым радостным голосом.

«Смотри, какой солнечный день. Какие у тебя на сегодня планы? Была ли ты в новом кафе на торговой улице?»

Какие у меня планы?

Я должна сначала сама потребовать у себя ответа на этот вопрос. С недавнего времени распорядок моего дня зависит исключительно от меня. Я совершенно отвыкла от этого. И не испытывала уверенности в том, что хочу к подобному привыкать.

Чем больше я узнавала о том, что пережили и открыли для себя другие, тем больше я убеждалась, что существует жизнь и после смерти.

В следующую вслед за Пасхой среду у меня появилась четкая цель. Мне надо выйти из дома. И Сабина уже меня ждет. Чтобы отвезти в «Цветные кнопки» — в детский сад, который мы выбрали для наших сыновей.

Первый день в детском саду после пасхальных праздников.

Сегодня я соберу всех детей из группы, чтобы после десятидневного перерыва снова ввести их в привычный и проверенный ритм ежедневной жизни, состоящий из игр, музыкальных и спортивных занятий. Примерно в десять обе воспитательницы созовут своих подопечных в спортивный зал на ежедневную беседу и усадят их кружком.