Строптивая герцогиня - Мэдлин Хантер

Дженни улыбнулась, стараясь приободрить свою госпожу:

— Все будет хорошо, вы ведь теперь герцогиня. Ваш отец умер. Все будет не так, как прежде.

София хотела бы верить, что все сложится именно так, но пустота внутри ее говорила о другом. Ее отец умер, но вместе с тем… не совсем. Остался его титул и обязательства. И, что еще хуже, он продолжал бросать черную тень на ее душу.

Дженни попыталась снова:

— Так мы спускаемся вниз?

Не отвечая, София прошла мимо горничной. Сойти вниз не так уж трудно, а вот то, что настанет после, обещало страдания.

Она прошла вперед, заставляя себя не смотреть на знакомую мебель и вещи, к которым успела привыкнуть. София дала себе слово — никаких слез и переживаний. Она не ребенок. Кроме того, она страдала не от того, что покидала дом, а от того, что ждало ее впереди.

Печаль и страх сопровождали ее, пока София спускалась по парадной лестнице. В душе царило отчаяние молодой женщины, бегущей прочь от жизни, которая стала невыносима.

Ночью, лежа в постели, София старалась найти способ противостоять Берчарду. В ней воскресла та девушка, которая когда-то бежала из Англии. По мере того как она все больше и больше понимала, что не в силах расстроить его план любой ценой привезти ее в Англию, ей становилось все грустнее.

Она стояла на нижней ступеньке лестницы и смотрела в открытую дверь. Точно в большой раме, выделялась в ней фигура Берчарда, который, стоя спиной к ней, наблюдал за погрузкой.

Не его вина, что горькие воспоминания, связывающие Софию с Англией, не оставляли ее. Он ничего не знал о ее жизни и только исполнял волю своих хозяев.

София прекрасно все понимала. Но вместе с тем в душе закипало сопротивление против мужчины, который осуществлял ее возвращение в мир, столь ненавистный ей.

Дженни оглянулась кругом:

— А где же ваши гости? Я ожидала увидеть их здесь.

— Мистер Берчард убедил меня, что будет лучше, если в момент отъезда я буду одна. Он успокоил их, сказав, что они смогут оставаться в доме, пока его не закроют, если утром останутся у себя в комнатах. Мы попрощались вчера вечером. Может быть, и к лучшему… Аттила плакал как ребенок.

— Да уж, я никогда не любила долгие прощания. — Сделав несколько шагов, Дженни остановилась и обратилась к своей госпоже: — Так мы идем?

Эйдриан услышал. Он повернулся и еще раз проверил, все ли готово и могут ли они покинуть дом.

София смотрела мимо него на поджидавшую карету. Она отвезет их в порт. Потом корабль доставит ее в Англию, где будет ждать другая карета, на которой она приедет в Марли — фамильное имение ее семьи.

Эйдриан Берчард, наверное, думал, что он везет ее домой.

Если бы Марли был ее домом! Но она ненавидела его. Там ее поджидают призраки, беззащитность и унижение.

Крохотное зернышко сопротивления, зародившееся в глубине души, постепенно разрасталось. София ухватилась за него, как утопающий хватается за соломинку, ища поддержки в хаосе чувств, царящих в ее сознании и сердце.

Рано утром она уговаривала себя, готовясь к неизбежному путешествию, решив взглянуть на все философски и под маской безразличия спрятать панику и меланхолию.

Но сейчас, увидев карету, поняла, что стоит ей переступить порог, и хрупкое равновесие, которое она обрела в жизни, рухнет.

Так София стояла у двери, не в силах сделать решительный шаг, и не обращала внимания на Дженни, которая пыталась подбодрить ее.

— Все готово к отъезду, ваша светлость, — обратился к ней Эйдриан, исподлобья поглядывая на нее.

— Что ж, мистер Берчард, тогда все, кто готов, могут ехать. Я сожалею, что не могу быть среди них.

Эйдриан Берчард тяжело вздохнул.

И прошел в дом.

Несколько слуг спускались по лестнице. Не говоря ни слова, только используя жесты, он приказал им поторопиться. Они поспешили вниз.

Софию возмущало послушание, с которым все выполняли его команды. Прищурившись, она смотрела на ладную фигуру Эйдриана Берчарда.

— Дженни, ступайте к карете. Подождите там герцогиню, — бросил он на ходу.

Дженни топталась на месте, беспомощно глядя на Софию. С виноватым выражением лица она наконец вышла из дома.

София и Эйдриан остались одни, глядя друг другу в глаза. Он не говорил ни слова. Его взгляд потеплел, выражение стало менее жестким и раздражительным и, пожалуй, даже симпатичным.

— Выбора нет, — объявил Эйдриан. Он имеет в виду ее или себя?

— Потому что вы не даете мне права выбрать, — возмутилась она.

— Атак как его нет, — продолжал он, игнорируя ее слова, — сделаем то, что необходимо, с достоинством, которое отвечает вашему положению.

— Какая странная судьба у женщины, не правда ли? Достойное поведение означает подчинение и сдачу своих позиций. Сопротивление прихотям мужчин равносильно детскому упрямству. Вы должны простить меня, но, я думаю, мир сошел с ума.

— Возможно, вы правы. Сегодня тем не менее выбора нет. Она ненавидела уверенность, с которой он распоряжался ее жизнью.

Эйдриан протянул ей руку, приглашая пройти вперед.

— Пора, герцогиня.

Яркое воспоминание вспыхнуло в ее сознании: она входит в порт после побега из дома. Когда ее нога коснулась земли Франции, она глубоко вздохнула. В то мгновение чувство свободы и безопасности захлестнуло ее.

София чувствовала почти физическое облегчение, как будто тонула, ей не хватало воздуха, и вот теперь вынырнула на поверхность и смогла снова дышать.

Войти в карету означало снова ощутить нехватку воздуха.

Ну уж нет! Она не бросится в объятия судьбы с готовностью.

София проигнорировала предложенную руку. Сев на нижнюю ступень лестницы, она обхватила колени руками и уставилась перед собой невидящим взглядом.

Эйдриан молчал. Не двигался. София отказывалась замечать его. Она знала, что поступает как ребенок, но ей стало все равно. Вся ее натура воспротивилась сделать последний шаг.

Внезапно он оказался прямо перед ней. Ее взгляд уперся в его бедра, что немало смутило ее.

София ожидала увидеть в нем раздражение, однако Эйдриан смотрел на нее с теплотой, которая удивила ее.

Эйдриан вовсе не рассердился, а просто выжидал.

И София заключила, что он ее понимает. Пусть не все, но понимает.

— Как я говорил вчера, я освободил бы вас, если бы смог, — заверил Эйдриан.

Но он не может, значит, ей придется подчиниться.

— Вы помните, я ведь предупреждал, что отнесу вас на корабль, если вы заупрямитесь?

София отвернулась, в ее глазах стояли слезы отчаяния. Она никак не могла примириться с происходящим, но оно должно случиться, хочет она или нет.