СССР в осаде - Анатолий Уткин

* * *

Напомним, что 21 мая Сталин предложил Черчиллю и Трумэну встретиться в Берлине. Черчилль немедленно согласился: «Я очень хотел бы повидать вас как можно скорее». Черчилль и многие советники Трумэна выступали за более раннее открытие конференции — «пока американская и британская армия не растаяли перед красным потоком с востока».

Черчилль уже начал говорить языком, который пугал окружающих. 28 мая, на официальном банкете в честь покидающих правительство членов кабинета он сказал, что если новая смертельная угроза возникнет, «мы повторим все, что проделали сейчас». 11 июня Черчилль на заседании комитета начальников штабов сделал такую оценку сложившегося положения в Европе: «Русские гораздо дальше продвинулись на запад, чем мы могли ожидать. Они всемогущи в Европе. В любое время, если они так решат, они могут пройти всю оставшуюся Европу и вытолкнуть нас на свой остров. У них превосходство два к одному над нашими силами». Для предотвращения такого развития событий союзникам следует встретиться.

Выбор места встречи пал на удивительным образом нетронутый пригород Берлина Бабельсберг— немецкий Голливуд, центр кинопроизводства. Американцев на этой конференции было в четыре раза больше, чем в Ялте. Одних только поваров и стюардов было одиннадцать человек. Вода, крепкие напитки и вино поступали из Франции ежедневно. Участники конференции жили в 25 реквизированных домах. «Малый Белый дом» обосновали на Кайзерштрассе, 2.

Американская дипломатия заранее была полна решимости не повторять Версальскую конференцию. На этот раз все будет так, как того захочет Вашингтон, и никаких многомесячных интриг. На протяжении июня 1945 г. руководство Соединенных Штатов определенно пришло к заключению, что главные мировые решения будут приняты американской стороной. У американских руководителей еще были некоторые иллюзии относительно роли Организации Объединенных Наций — но это только в том случае, если два наиболее важных союзника — Британия и Россия будут действовать согласно и солидарно. Именно поэтому делегация Соединенных Штатов прибыла в Потсдам со значительной долей уверенности в том, что периодические встречи Совета министров иностранных дел сумеют выстроиться солидарно с американскими пожеланиями.

В полдень 17 июля президент Трумэн встретился со Сталиным. Трумэн сказал, что надеется встретить в Сталине друга. Он привык говорить «да» или «нет», а не путаться между этими понятиями. Сталин расслабился только после этих слов. Он сказал, что «как условлено в Ялте», Советская армия начнет операции на Дальнем Востоке. Дневник Трумэна:

«Мне нравится этот человек, и я чувствую себя уверенным, что мы достигнем согласия, удовлетворительного для нас и всего мира». Трумэн нашел его вежливым, добродушным, деловитым. Сталин, по словам Трумэна, сказал, «что хотел бы сотрудничать с Соединенными Штатами в мирное время так, как это было во время военное. Но это может оказаться сложнее. Россию в огромной степени не понимают в Соединенных Штатах, а Трумэна не понимают в России. Я заметил ему, что каждый из нас должен исправить положение в своих странах.

Сталин весьма горько сказал: «Мы не можем просто игнорировать результаты этой войны»».

Чарльз Болен, в свою очередь, писал о Сталине: «В Тегеране, в Потсдаме на протяжении десяти дней, когда я видел его с Гопкинсом, Сталин являл собой пример для поведения.

Он был спокойным, хорошим слушателем, всегда мягким в своих манерах и в изложении своих мыслей. Не было ни одного признака грубой и брутальной натуры за этой маской».

Итак, дворец «Цецилиенгоф», первая пленарная сессия конференции, названной «Терминал». Конференция проходила в построенном в псевдотюдоровском стиле двухэтажном особняке, похожим на большой загородный английский дом. Пятнадцать кресел окружали круглый стол, три из них были несколько выше других— Трумэн, Сталин, Черчилль.

Двое последних были в военной форме, Трумэн — в сером фланелевом костюме. Сталин был всегда с папкой, Черчилль курил огромную сигару. Сталин выступил первым и предложил в качестве председателя президента Трумэна. Трумэн поблагодарил.

В Потсдаме перед Белым домом, близким теперь к обладанию атомным оружием, стояли два важных вопроса: будущее поверженной Германии и война против сопротивляющейся Японии. От согласования первого вопроса во многом зависела судьба всей Западной Европы, которую Соединенные Штаты решили сделать зоной своей опеки. От решения второго вопроса зависела диспозиция сил в Азии.

Трумэну идея конференции лично нравилась не очень.

Его волновал процесс создания атомного оружия, того, что обозначалось в секретных документах как S 1. Его военный министр Стимсон непосредственно отвечал за совмещение американского атомного оружия и союзной дипломатии. Находясь в определенном смятении, он приготовил для президента меморандум «Размышления о базовых проблемах, которые стоят перед нами». В этих размышлениях содержалась идея уговорить Сталина смягчить свой режим и, в частности, ввести гражданские свободы. Главный пункт Трумэн озвучил в первом же выступлении: «Со времени окончания Ялтинской конференции обязательства, взятые на себя участниками, не были выполнены».

Умудренным участникам конференции была видна неопытность американского президента. Даже почтительный Черчилль сказал, что тот слишком быстро обращается к слишком сложным вопросам. Черчилль: «Теплота и неизгладимые впечатления, оставленные Рузвельтом, будут перенесены на человека, взявшего на себя инициативу в этот исторический момент. Чем больше они вторгнутся в проблемы мира, тем прочнее должен быть их союз». Сталин полностью поддержал британского премьера. В обсуждении конкретных — а не абстрактных проблем они найдут необходимое единство.

Это было именно то, чего категорически не желал Трумэн. Он прибыл в Потсдам не за этим. «Я не хочу разворачивать дискуссии, я хочу принимать решения». Черчилль весьма покорно ответил: «Я готов выполнять ваши указания».

Сталин: «Если вы сегодня в таком покорном настроении, господин премьер-министр, то я хотел бы знать, не готовы ли вы поделить с нами германский флот. Если мистер Черчилль пожелает, он может свою половину потопить». Вся эта не слишком серьезная перебранка несказанно нервировала президента Трумэна, он хотел продемонстрировать деловой подход, то, что называется «бизнес».

Сестре Трумэн 18 июля пишет, что «Черчилль неустанно болтает, а Сталин ворчит — но это ворчание, по крайней мере, понятно». Единственное, что пока радовало Трумэна — это твердое обещание Сталина начать боевые действия на Дальнем Востоке. Американские военные считали, что это на год сократит продолжительность войны. «Сколько наших парней останется живыми».

В общем и целом Россия казалась американцам склонной к дипломатическому компромиссу. Это оценка, казалось, оправдала себя в первый же день заседания, когда и Сталин и Черчилль дружно решили — вместе с американцами — не приглашать на конференцию представителей Китая.

* * *

Окружающая Трумэна свита была более, чем прежде, убеждена, что Германию не следует доводить до предела, что Германия может понадобиться. Теперь речь шла о предоставлении американской зоне оккупации значительной автономии.