Семейная книга - Эфраим Кишон

— Ребенок все равно бутылку разобьет, — оправдывался я шепотом, — не стоит дорогую покупать…

— Почему это разобьет? — спросила аптекарша. — Если положить его головку вот так, на пальцы левой руки, то ничего не случится.

Передо мною промелькнуло видение Фици, запеленутой и опирающейся головой на пальцы левой руки. Зачем мне это?

— У нас ребенок очень нервный, он брыкается и дерется как сумасшедший, когда его кормят. Заверните мне коричневую…

Тут возле меня уже собрались все матери и отцы города.

— Я уверена, что вы не кормите его как нужно, — выразила одна толстая мама свое мнение, — он не должен брыкаться. У него есть нянечка?

— Нет… то есть….

— Я к вам пришлю. Нервный ребенок — это большое несчастье. Погодите, у меня есть ее телефон…

И она уже звонит. Расстояние от нее до двери — два с половиной метра.

Если бы не двое мужчин справа, перекрывающих вход, я бы одним прыжком добрался до двери и исчез в тумане с хриплым криком, а Фици пусть идет ловить мышей.

— Вы должны сказать этой женщине большое спасибо, — подбодрила меня аптекарша, — у нее четверо детей, и все здоровенькие и тихенькие. Она найдет вам профессиональную нянечку для Рафаэля, и ребенок избавится от вредных привычек в два счета.

Рафи — самый тихий ребенок во всем районе. Даже странно, что он ничего не делает, а только лежит на спине целый день и время от времени произносит слабым голоском «Гугу». Я надеялся, что Неизвестная нянечка будет находиться за пределами нашего дома, но судьба распорядилась иначе.

— Она может прийти к вам на консультацию, — прошептала мне толстая мама, — завтра в одиннадцать, хорошо?

— Нет, я занят.

— В час?

— У меня занятие по фехтованию.

— А у госпожи?

— У нее тоже.

— А в два?

— Мы уже спим.

— В четыре?

— Еще спим.

— В шесть?

— У нас гости.

— В восемь?

— Мы идем в музей.

— Господин, — прохрипела женщина и покраснела, — консультация бесплатная, если это вас так волнует.

Атмосфера была близка к линчу. Покупатели окружили меня, их взгляды выражали презрение:

— И таким чудовищам разрешают делать детей!

Мать бросила трубку и более со мной не разговаривала. Аптекарша холодно процедила:

— Так завернуть вам эту гадость?

У меня хватило сил лишь на то, чтобы утвердительно кивнуть.

Если мне удастся выйти отсюда живым; дал я себе обет, — открою приют для котов.

Аптекарша устремила на меня взгляд, преисполненный ненависти, и предприняла последнюю попытку:

— Смотрите, какая здесь соска разболтанная, дырка вскоре расширится, и ребенок может захлебнуться…

Кровь хлынула мне в голову.

— Ничего, — процедил я сквозь зубы, — сделаем других.

Это была последняя капля. Из толпы вырвался человек средних лет с пеной на губах.

— Господин! — заорал он. — Я вас не знаю, понятия не имею, кто вы, но знаете ли вы, что эта несчастная бутылочка — для кормления животных?!

Мне пришлось опереться на прилавок, чтобы не упасть от потери чувств.

Я ощутил полное бессилие и слабость во всех органах. Все силы покинули меня. У человека есть грань, до которой он может оказывать сопротивление.

Хорошо, — прошептал я из последних сил, — дайте мне самую лучшую…

— Касса! — радостно закричала аптекарша — и воцарился мир. Это была «Суперфейркс» со шкалой и таблицами и с гарантией на два года. Она была устойчива к холоду, пожару, землетрясению и другим природным катаклизмам. С женой случился нервный припадок.

— Почему, — орала она, — почему ты купил самую дорогую?

— Я готов экономить на чем угодно, но не на котах!..

Кстати, какой идиот сказал, что коты могут пить из соски?

Однажды душу моей жены обуяла страсть, дремавшая в ней с детства.

— Давай сходим в новый супермаркет! Я хочу тебе показать, как делают покупки женщины, мужья которых способны обеспечить им минимум жизненных удобств.

Я проглотил скрытую обиду и достиг с женой четкой договоренности в том, что мы нанесем лишь визит вежливости без всяких расходов с нашей стороны. Я уже много слышал об этом кошмарном месте — бедные люди попадали в водоворот океана товаров и утопали в нем по самую макушку, до полного разорения. Поэтому я взял с жены четкий обет, что лихорадка приобретательства, столь характерная для домохозяек в наше бурное инфляционное время, нас не затянет.

— Ну как хочешь, — заметила она презрительно, — тогда сходим в супер без гроша. Если уж ты так боишься…

Ну, это другое дело. Мы выпотрошили карманы до последней монетки и предстали перед лицом нашего первенца Рафаэля, который своим младенческим инстинктом почувствовал, что его ожидает нечто выходящее за пределы обыденности. Он включил свою безостановочную сирену, так что нам пришлось взять его с собой. Не прошло и двух часов, как мы были у цели. По правде говоря, на нас произвели сильное впечатление блеск и сверкание этого дворца товаров и бросающаяся в глаза пестрота вещей, подмигивающих нам с перегруженных до предела усталости полок. Нечего скрывать, что наше продвижение было весьма медленным из-за толп, набившихся как… как…

— Сардины! — закричала жена и бросилась к столу, который окружило множество жаждущих женщин. Там было международное содружество сардин всех стран мира — Испании, Португалии, Югославии, Албании, Кипра, Хайфы. В масле, в соусе, в томате и в кефире. Жена стала прокладывать себе путь в толпе к этому морскому богатству и выудила одну банку норвежскую и одну помятую. И еще две. И еще одну.

— У нас почти нет сардин, — оправдывалась она, — почему бы не взять парочку, если мы уже здесь? Ведь здесь все так дешево…

— Но ведь у нас нет ни гроша…

Она потупила глаза:

— У меня случайно осталось несколько сотен…

Это было, без сомнения, низкое предательство.

Вот так они соблюдают соглашения! Она тут же схватила тележку, бросила туда десять коробок сардин и «Голд-сироп», бутылку шампуня. И тут ее будто током ударило:

— Где Рафи?!

Ребенок в процессе покупок исчез бесследно. Мы были в ужасе. Крошка, год с небольшим, под ногами бушующих толп! Нас объял жуткий страх, ведь он может укусить кого-нибудь, и будет жуткий скандал…

— Рафи! — кричали мы, объятые отчаянием. — Рафи!

— Отдел игрушек налево, — объяснили опытные продавцы, — продвигайтесь, пожалуйста…