Оторва: Страсть без запретов - Эдуард Снежин

Я приблизился.

Лариса, в одном купальнике, королевой восседала на бревнышке и цедила из горлышка портвейн. У ее ног возлежали пажи, пацанье шестнадцати — семнадцати лет, трое. Они гладили ее ступни, а один уже подбирался по бедру к вожделенному месту.

Сердце заколотило, того и гляди, выпрыгнет из груди, я схватил подвернувшийся под руку дрын и шагнул к костру.

Наверно, вид мой был ужасен. Парни мигом убрали свои руки, Лариса отбросила бутылку, вскочила с королевского трона, ухватила меня за руку, и мы молча удалились.

Позже я узнал, что парни приняли меня за ее отца, иначе поединка было бы не избежать.

— Сука! — не вынес я. Она промолчала.

Мы вернулись к палатке. Я потянул ее внутрь, но она вырвала руку:

— Проветрюсь на воздухе, не бойся, не уйду.

Я лежал, стиснув зубы. Хорошо, что она вышла, иначе я сказал бы ей и не такое. А тут родители, совсем рядом.

Вдруг что-то звякнуло, и я услышал громкий голос Ларисиного отца:

— Ты что, оборзела?

Я выглянул из палатки.

Запасы вина Владимир держал в рюкзаке у своего изголовья. Дочка просунула руку под край палатки и вытянула из рюкзака бутылку. Но, пьяная, неосторожно задела другие. Хранитель святой жидкости вмиг проснулся, схватил воровку за руку, и сейчас из-под палатки торчала одна его голова.

Лариса, однако, вырвалась и, заплетаясь языком, возразила:

— Тебе что, для дочери родной жалко? Да?

Она отошла на защитную дистанцию и, ловко просунув пальцем пробку внутрь, приложилась к горлышку.

Отец, который уже вылез из палатки, очумело смотрел на алкающую дочь.

На шум проснулась мать и, оценив обстановку, с криком набросилась на меня:

— Вы там запились, в городе, не просыхаете!

— Я трезвый, посмотри! — пытался обороняться я.

— Значит, девочку приучил, без пьянки она с тобой спать не будет!

Этого оскорбления я не мог стерпеть:

— Ну это слишком! Оставайтесь со своей девочкой, я уезжаю!

— Никто тебя и не держит! — вспыхнула «теща».

Всеобщая ссора, спровоцированная Ларисой, разбила призрачную гармонию согласия.

Рубикон был перейден, отступать было некуда.

Отец хмуро молчал. Лариса, выглотав почти всю бутылку, забралась в палатку и рухнула животом на матрац. С великой грустью смотрел я на выдающуюся задницу, которую, похоже, не придется больше проминать своим передком.

Владимир осторожно увел жену к автомобилю, слышно было, как машина заурчала и скрылась за кустами.

«Нормальный мужик, — подумал я, — наверно, предоставляет мне возможность попрощаться с Ларисой». Но проститься можно было только с бесчувственным телом.

Я решил плюнуть на все, собрать нехитрые пожитки и молча уехать — остановка автобуса была всего в километре от нашего лагеря.

«Уже не нашего», — поймал я себя на мысли. Вспомнив, что в трудные минуты жизни меня выручала физкультура, решил все же, пока проспится Лариса, пробежаться до сельского поля, километров на семь, пару дней назад я уже совершал такую пробежку.

Быстро натянул спортивный костюм, кроссовки.

Свежий утренний воздух от реки, живописные извилины Дона, убегающие в таинственные дали; кустарники, благоухающие распустившимися почками, а дальше — равнины с пестрыми коврами цветов, зеленеющие поля, небеса до горизонта. Ко мне возвратилось душевное равновесие.

«Что ж, придется закончить наш любовный марафон. Чем раньше, тем лучше. Знакомы месяц, а сколько обморочных стычек. Если так и дальше? А я привяжусь к ней… Ведь буду все терпеть и прощать! А конец все равно наступит, только отрываться будет еще больней».

Я увлекся в ту пору познанием тайн человеческой психики, серьезные ученые объясняли любовь проникновением и слиянием двух биологических полей партнеров.

Как трудно выживать тому из дуэта, чьи полевые связи оказались вдруг разорванными без немедленного замещения на новые!

Оголенные концы растерзанного поля притягивают злых демонов виртуального мира, которые устремляются в незащищенную душу и пожирают ее.

Тяжко, как тяжко!

Я вернулся неспешным шагом, обдумывая переживания.

Лариса уже проснулась и успела искупаться — с купальника еще стекали струйки воды. Прекрасная нимфа сидела на нашем любимом бугорке, у реки.

— Привет спортсменам! — помахала она мне рукой.

Я хмуро промолчал.

Она поднялась и мокрой лягушкой прыгнула ко мне, прильнула.

— Холодно! — дернулся я.

— Сейчас будет жарко.

Она достала припрятанную в траве бутылку вина, в ней плескалось больше стакана.

— Твоя птичка принесла тебе в клювике.

Я выпил. Полегчало.

Лариса за руку подвела меня к палатке, затолкнула в нее и стремительно сорвала с меня и с себя одежду.

Потом толкнула на спину и уселась сверху.

Я снова целиком оказался в ее власти.

Потом сразу захотелось есть. Мы разогрели на костре банку тушенки с гречкой и позавтракали.

— Они сейчас вернутся, — сказал я, — не смогу без ненависти смотреть на твою мать.

— А ну их! — махнула рукой Лариса. — Пошли на Дон, здесь недалеко такие пляжи посреди реки! Давно хотела тебе показать.

Мы продрались сквозь густые заросли, как будто специально скрывающие от людей сокровенные красоты природы, и я обалдел.

Дон в этом месте раскрылся широкой поймой, огибая с обеих сторон огромный песчаный остров. Река распадалась тут на ручейки, образуя островки поменьше, в их заводях виднелись коврики из белых цветов и зеленых листьев кувшинок, вся картина излучала удивительно чистый свет и сияла неземной красотой.

Утренняя ссора казалась ненужным далеким прошлым.

Мы замерли, прижавшись друг к другу, и ощутили, как в нас переливается вечность…

Потом мы поплыли на остров. Лариса набирала полный рот воды и отфыркивалась, пуская фонтанчики.

— Не захлебнись! — испугался я.

На пляже девушка долго бродила по заводям и рвала кувшинки.

Пока она щипала цветы, я поймал себя на том, что тоскливо смотрю в верховья Дона. Где-то там, в Саратове, живет сейчас моя бывшая жена Таня. Что она делает в это ясное летнее утро? С момента знакомства с Ларисой я не вспоминал о Татьяне.

Подруга пробудила меня от дум, весело шлепнув букетом по лицу.

— О чем задумался, Ермак?

— Да так. Природа! — не признался я. Единственный раз она не прочитала моих мыслей.