Народный фронт. Феерия с результатом любви - Алексей Слаповский

Первым делом я сообщил, что, как и положено в тайной организации, у каждого будут клички. У некоторых имеются, остальным я придумал сам, применив свою неистощимую фантазию. Получилось: Сало, Профиль, Финансист, Совок, Дядя, Казанова, Белый День, Паучок, Пацифист, Политеист, Перельман, Ретире (вместо Антре). Не забыл я и оппозиционера Башлака, который присутствовал тут же для конспиративного протеста, – я решил назвать его Фомой, поскольку ни во что не верит. Он не спорил, делая вид, что не слышал. Да, я говорил тихо, но просил братьев-бойцов передавать по цепочке.

Никто не был против, все выглядели довольными. После этого я вкратце описал задачи нашей тайной организации: изо всех сил делать вид, что нас не существует, при этом копить силы и обучаться главному, что должен уметь Боец нашего Фронта: воевать Словом. Именно Словом, потому что другого оружия у нас нет, да я и не признаю другого оружия, кроме Слова. Есть еще и Дело, но оно орудие, а не оружие, не надо путать.

Итак, если кто не запомнил, прилагаю

СПИСОК БОЙЦОВ НАРОДНОГО ФРОНТА – ПАЦИЕНТОВ ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ КЛИНИКИ № 1

1. Саломодин, бывший грузчик (в тайном варианте – Сало).

2. Антон Липов, человек мерцающий (он же Профиль).

3. Лев Борисович Диммер, финансист, симулирующий сумасшествие (Финансист).

4. Даниил Петрович Копырин, человек советский (Совок).

5. Дядя Мамин, сорокалетний подросток (он же Саша Дорофеев, тайно – Дядя, это совпадает с его кличкой, но для конспирации даже хорошо: все будут думать, что его называют кличкой, и никто не догадается, что это тайное имя бойца Фронта).

6. Ганауров, изнывающий от неутоленных страстей (тайно – Казанова).

7. Стюшин, боящийся Черного Дня (Белый День – для контраста и опять же конспирации).

8. Паутинин Эрнест Теодорович, путаник (Паучок).

9. Дима Млеков, падающий в обморок при виде формы (Пацифист).

10. Фейгин Денис, бывший психиатр, уверовавший во всех богов (Политеист).

11. Мыльников, бывший учитель (Перельман – отчасти для утешения).

12. Иван Антропов, он же Жан Антре (тайно – Ретире).

ОППОЗИЦИЯ

Башлак Петр, ни во что не верящий (тайно – Фома).

Ну и я, Ваш покорный слуга из тех, о которых говорят: имя их неизвестно, подвиг их бессмертен.

На следующий день, уже днем, я провел открытое собрание открытого отделения Народного Фронта, уложившись в несколько минут между обедом и тихим часом, которые у нас являются в определенном смысле понятиями условными. Обед, как правило, дают, но не все его едят. И тихими в тихий час не все бывают, особенно в пору полнолуния.

Это собрание прошло еще успешней первого: я высказался, просил задавать вопросы, но все были настолько единодушны, что ни у кого не возникло никаких недоумений и сомнений. Правда, не выступила и оппозиция в лице Башлака, и это было неправильно.

– Брат мой, у Вас разве нет возражений? – спросил я его.

– Пошел на! – ответил он.

Это вполне можно было засчитать за краткое, но вполне оппозиционное выступление.

Таким образом, не только был создан Народный Фронт, но и началась полноценная политическая жизнь.

Только после этого я решил доложить исполняющему обязанности Главврача Попченко о достигнутом достижении. Двадцать Четвертого числа, когда он производил утренний обход, я поманил его пальцем с загадочным, но приветливым видом, в котором была доля гордости от осознания выполненного долга. Он слегка нагнулся, я прошептал:

– Брат мой, Виталий Иванович Попченко, исполняющий обязанности Главврача, хотя это Вам не к лицу, примите к сведению, что Народный Фронт создан в количестве двенадцати человек с одним резервным бойцом!

Вместо того чтобы пожать мне руку и просиять, Попченко поморщился:

– Какой еще Фронт?

О, я сразу разгадал его хитрость! Он хотел сделать вид, что ничего не помнит!

Я напомнил ему про разнарядку и про двадцать восемь человек, из которых недоставало одиннадцати.

– Ах, это, – сказал он с деланным равнодушием. – Не суетись, глухонемой, мы уже подали список!

Я был потрясен.

– Какой список? Кого Вы туда внесли?

– Вас всех и внес. Еще два дня назад. Как себя чувствуете-то? Вселенную будем изменять или нет?

– Есть дела поважнее! Как Вы могли подать ложный список? Вы вводите в заблуждение тех, у кого возник великий план! Вы и Вам подобные дискредитируют идею Великого преобразования! Или Вы испугались за собственную шкуру?

Его всего перекосило, и я понял, что попал в больную точку. Да! Я раскусил его! Он именно хотел дискредитировать эту идею, потому что она грозила ему уничтожением!

А еще меня глодала горечь оттого, что все мои труды пропали даром.

Я хотел высказать ее Попченко, но не успел.

Он кивнул кому-то, из-за его спин выдвинулись Ольга Олеговна и Ленечка. Ленечка обхватил меня руками так, что я чувствовал, будто скован цепями с головы до ног, а Ольга Олеговна приблизила к моему телу шприц с иглой. Глядя мне в глаза, она впервые исполнила то, что всегда обещала: взяла меня за горло двумя пальцами. Я почувствовал, что пальцы холодны как лед и сильны как железо. Он сдавила мне горло, я начал задыхаться, Ольга Олеговна свободной рукой вонзила в меня иглу, и я вдруг увидел в ее глазах любовь.

Я не поверил сам себе. Откуда Любовь у этой Женщины? Почему ко мне?

Или это особенная любовь Палача к Жертве?

Но нет, я видел, как она любуется мной по-женски, как-то очень интимно и даже, не побоюсь этого слова, сладострастно. Мне даже показалось, что хрустальная капелька влаги капнула мне на лицо – не слеза, нет, это была вожделеющая слюнка, это была ее оскомина желания, которое я и сам чувствовал когда-то по отношению к некоторым Женщинам. И, впадая в забытье, я шепнул:

– Я тоже!

Но, боюсь, она не поняла.

Двадцать Четвертое число, утро, в окнах свет.

Я проснулся с ясным сердцем, чистым разумом, страшной радостью и огромной печалью. Ничего удивительного, печаль и радость полнее уживаются, если по разному поводу. Радость была от любви к Ольге Олеговне – поэтому и страшная: я предвидел безнадежность наших отношений. А печаль из-за того, что нас обманули.

Не откладывая, я организовал во время завтрака два собрания, открытое и закрытое. На этот раз я решил не скрываться, говорить в полный голос.

– Братья! – сказал я. – Соратники, бойцы невидимого Народного Фронта! Довожу до Вашего сведения, что нас подло предали! Нас вписали в списки, не спрашивая нашего разрешения. Предлагаю выразить свое возмущение, но тайно, в соответствии с правилами конспирации!