Всадники проклятого леса - Елена Усачева

Куда же все-таки делся Рыбкин? Может, он просто взял и сбежал домой? Замерз, в лагере не понравилось, развернулся, собрал вещички… Нет, вещи он не собрал. А прямо так на лыжах дошел до города, без денег влез в электричку и поехал домой. С лыжами. Но без рюкзака.

Олег Павлович потер лоб, протянул руки к догорающему костру. Что-то с ребятами творилось странное. Это не первый их поход, и никаких исчезновений до этого не было. А тут сначала Рыбкин как сквозь землю провалился, потом Верещагин куда-то ушел.

Ох, уж этот Рыжик… Вечно его куда-нибудь заносит…

Час назад Верещагина напоили валерьянкой, укутали в два спальника, положили в центр палатки, велели ребятам следить, чтобы он никуда не убежал. После этого Олег Павлович быстро разогнал всех по палаткам. Мальчишки немного пошумели, устраиваясь, и утихомирились. Девчонки долго ворочались, хихикали. Но вскоре и у них стихло, только легкий шепот раздавался из-под растянутого тента.

Паганель оторвался от созерцания костра, бесшумно подошел поближе. Кажется, это был голос Насти Павловой:

– И говорит мама девочке: «Я ухожу на работу, а ты ни в коем случае не трогай черной пластинки». И говорит папа девочке: «Я ухожу на работу, ты остаешься одна, не смей включать черную пластинку». Все ушли. Девочка немного поиграла в куклы. Но ей стало скучно, она походила по квартире да и поставила пластинку. Сначала долго раздавалось шипение, а потом зловещий шепот произнес: «Здравствуй, девочка. Я смерть. Я пришла за тобой. Отдай свое сердце!»

Вся палатка взорвалась криком, дрогнул тент. Паганель отшатнулся.

За его спиной промелькнула тень.

– Да ну, ерунда все это! – протянула Лиза Шульгина. – Знаем мы эти шуточки: «Девочки не стало. А пластинка так до сих пор и продолжает играть, потому что выключить проигрыватель уже некому». Слышали. Я таких историй сколько угодно могу рассказать.

– А знаешь, рассказывай сама, – обиженно засопела Настя. Палатка снова заходила ходуном, видимо, в ней кто-то переворачивался.

– И расскажу, – капризно протянула Шульгина. – Такое расскажу, спать потом не будете. Слушайте: «Мать всю жизнь мечтала купить пианино. И вот перед смертью она говорит девочке: „Выбирай какой угодно цвет, только не покупай черное пианино“. Мать умерла. Девочка пошла покупать пианино, но в магазине было только одно черное, и ей пришлось его купить. Ночью высовывается из пианино Черная рука и говорит: „Дай сто рублей!“ Девочка дала. На следующий день рука опять требует сто рублей. Девочка дала, а утром побежала на могилу матери и пожаловалась на Черную руку. Мать ей и отвечает: „Не давай денег, а то рука тебя задушит“. Девочка обрадовалась, побежала домой. А мать ей, оказывается, неправильно сказала. Когда Черная рука опять высунулась из пианино и попросила денег, девочка ей не дала, за это рука накинулась на нее и задушила».

В кустах раздался скрип крадущихся шагов.

– У-у-у-у! – пронеслось над поляной.

В палатке на мгновение замолчали, а потом там поднялся невероятный визг. Крику прибавилось, когда темная тощая фигура метнулась к входу и что-то бросила внутрь. Стены палатки заходили ходуном.

Олег Павлович наклонился вперед, перехватывая темную фигуру. Перед ним мелькнула довольная физиономия Васильева.

– А чего они своими сказками спать не дают! – тут же заканючил Андрюха.

– Дурак ты, Васильев, – припечатала его Карина, выглядывая из палатки. – Тебя давно пора в психушку сдавать. Тринадцать лет, а соображалки на все три. Ты своим снегом мне в лицо попал. Можешь прощаться с жизнью. Ты не жилец!

– Ну вот! – Паганель поставил Андрюху на землю. – Смертный приговор ты себе уже подписал, иди, спи свою последнюю ночь.

Учитель подтолкнул Васильева к палатке, полез следом за ним.

– А чего я? – пытался возмущаться Андрюха. – Может, это и не я был, а эти… Всадники.

– Иди, иди, всадник, – подогнал его Олег Павлович. – Завтра девчонки сами все выяснят.

– А чего они орут на пол-леса? – не терял боевого задора Васильев. – Как затянут свою лабутень, уснуть нельзя.

– Ничего, завтра отоспишься за всю жизнь. Давай забирайся в свой спальник.

И лес снова погрузился в тишину.

Антон проснулся оттого, что ему было жарко. Свитера, спальники, шерстяные носки, две шапки на голове…

От вчерашнего ужаса не осталось и следа. Голова работала четко и ясно. Он быстро вспомнил все, что произошло. И его прошиб холодный пот. Сразу же захотелось куда-то бежать, что-то делать, кого-то спасать. Он заворочался, выбираясь из одежек, полез к выходу из палатки.

В лесу вовсю светило солнце. Снег искрился и переливался всеми цветами радуги. Воздух заметно потеплел, вдыхать его было легко и приятно.

Антон просунул ноги в просушенные валенки.

Сейчас жизнь казалась ему прекрасной и удивительной. Не то что ночью. Ведь известно, что все самые ужасные преступления совершаются во мраке.

Смущало только одно. Мишка пропал днем, когда было еще светло. Это делало происшедшее совершенно непонятным. Днем-то с ним что могло случиться?

Олег Павлович уже вовсю колдовал над костром. Отсыревшие полешки гореть не хотели, Паганель раздувал их, кашляя от лезущего в лицо дыма. Антон махнул ему рукой, шагнул за елки и замер.

В какой-то момент ему показалось, что он видит старый, хорошо знакомый фильм.

Мимо него галопом проскакал белый конь, маленькая всадница в зеленой курточке как влитая сидела в седле. Мордой касаясь белого хвоста, за ним мчался гнедой конь. Высокая хрупкая девушка, сильно откинувшись назад, изо всех сил натягивала повод, сдерживая разошедшееся животное.

Антон стоял с открытым ртом, не в силах преодолеть напавшее на него оцепенение.

Неужели весь лес полон лошадьми? Откуда их здесь столько?

Знал бы он, что этим же самым вопросом задавался Рыбкин вчера утром. Только выяснить он ничего не успел.

Верещагин машинально сделал несколько шагов вперед. Ему страшно захотелось посмотреть на следы. Но как только он шагнул последний раз, на него сбоку вихрем налетел невысокий бурый конек. Мелькнул его расширенный испуганный глаз.

– Смотри, куда чешешь! – рявкнули у Антона над головой.

В седле сидела маленькая крепенькая девчонка, из-под челки она недовольно смотрела на мальчика. Конь, округлив в ужасе глаза, топтался на месте.

– Давай же, Мамай! Чего встал? – крикнула на коня девочка.

Конь со странным именем Мамай прыгнул вперед и потрусил вслед проскакавшим лошадям.

– Здорово! Чего? Опять шныряют здесь?

Рядом с Антоном, обхватив себя за плечи, стоял сонный Васильев. Он заразительно зевал во весь рот, почесывался, с трудом моргая глазами. Тяжелые веки все время норовили закрыться и не открыться.