Тем, кто не любит - Ирина Степановская

Он ненавидел нищенскую обстановку, свой единственный костюм, деньги на который заработал сам, сбивая в кровь тонкие руки в строительном отряде. Он чувствовал себя виноватым, видя, как мать стареет и угасает, будто отдавая ему по мере его взросления свои жизненные соки, но ничего не мог поделать со своим раздражением. Ему даже казалось, что, будь мать алкоголичкой, какой-нибудь легкомысленной птахой, нисколько не заботящейся о нем, ему было бы с ней легче. А пока, возвращаясь с учебы, он глотал сиротский обед, в котором мясо попадалось от силы раз или два в неделю и то только для него. Ему было невыносимо думать, что мать сама мясо не ела, объясняя это нежеланием. То нарушать пост, то советами знакомого по библиотеке профессора, но он-то знал, что все эти советы – от бедности. Он злился сам на себя, что не мог ничего изменить. Учеба в институте была такой плотной, такой насыщенной, что работать дополнительно он смог только после третьего курса, и все им заработанные деньги мать тратила на него же. «Главное было – стать специалистом», – внушала мать. Пойдут больные, будут и деньги. И Славик сам это видел. Он, стиснув зубы, ждал. Ждал, пока пройдут долгие и мучительные семь лет. Прежде чем он действительно сможет стать врачом.

Наблюдая жизнь беспечных однокурсников из благополучных семей, он считал бесполезным пенять на изначально заложенную несправедливость при самом уже появлении ребенка на свет. После изучения психиатрии Славик понял – мать раздражала его довлеющим над ней комплексом вины за то, что он явился на свет без отца, от матери-одиночки, за то, что она не может ему дать того, что другие дают своим детям. Поддержки у нее не было никакой и нигде. Она сама-то – сирота, подкидыш, проведший детство в детском доме. И хотя она всегда утверждала, что сын – единственный источник радости в ее жизни, ему хотелось бы избавить мать от себя, от чувства беспомощности и постоянного страха за него. Вместе с тем Слава понимал, что, по большому счету, несправедлив, что у него в жизни был огромный плюс – беззаветная любовь матери, которой иногда более благополучные его товарищи оказывались лишены. Но при этом ему было странно сознавать, что любовь – чувство, которым все привыкли восхищаться, превозносить до небес, оказывалась на деле каким-то занудством. Как человек по натуре незлой, он не мог причинять матери дополнительные страдания. Поэтому всегда приходил домой ночевать; если задерживался, то звонил ей на работу, а вечерами, сидя за учебниками, наблюдая, как она ему вяжет очередной некрасивый шарф или свитер, Славик иногда рассказывал ей какие-нибудь медицинские байки и видел, как она была от этого счастлива.

Иногда ему даже хотелось, чтобы у них в комнате появился бы наконец какой-нибудь крепкий мужик – материн хахаль, с которым он мог бы выкурить пару крепких сигарет и тяпнуть водки. Но мать и слышать об этом не хотела.

– Мне никто не нужен, кроме тебя! – говорила она. – Ведь ты у меня такой красивый, умный, замечательный! – Она робко протягивала руку, чтобы погладить сына по голове, а он инстинктивно вывертывался. Ему было неприятно прикосновение ее сухой, шершавой от дешевого мыла, неприятно пахнущей руки. Чтобы скорее встать на ноги, он проявлял в учебе бешеное рвение. В общем, как отметили бы все без исключения служители самых разных религиозных культов, Славик Серов с детства был непомерно горд.

Именно потому, что он был горд, в него влюбилась его однокурсница, редкостная красавица, натуральная блондинка с ангельскими глазами, первая модница курса. Внешность и элитарность ее семьи его ослепила. Роман оказался скоропалителен. Заявление в загс было подано без знакомства с родителями. Когда родители невесты осознали, что дочь их беременна неизвестно от кого, они все-таки решили устроить свадьбу. Впрочем, когда дело действительно дошло до свадьбы, Славик уже очень сомневался, стоит ли ему являться на торжество. А полностью свою ошибку понял на следующий день после шикарной свадьбы, устроенной в «Праге» на деньги высокопоставленного тестя.

Его наивная мама-библиотекарша пригласила новых родственников посидеть у них дома в скромной, уютной обстановке. Новые родственники недоуменно переглядывались, с трудом размещаясь в их нищенской, длинной, как пенал, комнатенке и справедливо подразумевали только одну возможную причину такой скоропалительной свадьбы. Мещане, они не понимали, что Славика Серова подвигла на этот брак вовсе не случайная беременность невесты, а, напротив, ее ангельская чистота – до него Лилька оказалась абсолютно невинной в ее-то двадцать три года при всей ее томности, нарядах и очень соблазнительном личике. В те годы это являлось странным и необычным. Как порядочный человек, Славик счел своим долгом жениться.

Потом, через несколько лет, он уже издевательски звал жену по-латински – «табула раса», что в переводе означало «чистая доска», что имело двойной смысл. Лиля в институте училась неважно, к латинским пословицам, поговоркам и крылатым выражениям пристрастия не имела, и поэтому ей хотелось думать, что муж называет ее как-то вроде «невинной розы». Плохо было то, что Славик так и не сделал ее страстной женщиной. И после нескольких лет брака она была в постели равнодушна так же, как и в первое с ним соитие – украдкой, в ее комнате, в те жалкие дни подготовки к сессии, когда родители Лили уезжали на дачу, оставляя ее готовиться к экзаменам.

А тогда, на второй день свадьбы, все вежливо выпили «за любовь, которая сметает все объективные доводы рассудка», как помпезно провозгласил тесть. Славикова мать с восхищением смотрела, как этот заплывший жиром тупица покровительственно похлопывает по плечу ее сына и «со всей ответственностью» заявляет, что в награду за исполнение желаний его дочурки, пожелавшей выйти замуж за бедняка, он поможет зятьку пробить в жизни дорогу. Сказано это, разумеется, было деликатно, не этими точно словами, но смысл их был совершенно такой. Кровь отхлынула от и без того бледных щек Вячеслава Серова. Именно в этот момент он навсегда избавился от комплекса неполноценности.

«Увидим», – про себя решил он.

И предложил выпить за мать. Глаза ее засияли от слез, гордости и восхищения сыном. Присутствующие равнодушно похлопали.

«Господи, помоги ей! – подумал про себя Вячеслав. – Плакать перед этими людьми! Наивная и глупая!»

Он не ответил на покровительственные улыбки, а про себя решил: что бы с ним ни случилось, к матери домой он не вернется. Серов хотел, чтобы с его женитьбой она получила свободу от заботы о нем и устроила свою жизнь.

И Лильку он решил забрать из семьи родителей. Он даже потрепыхался несколько дней, пытаясь найти съемную квартиру. Но так как деньги за съем просили тогда для него неподъемные и Лилька в преддверии родов хотела остаться жить в своем доме, то Славик, скрепя сердце, согласился жить с тестем и тещей. Но все-таки сразу установил такой порядок, чтобы молодые хоть и в одной квартире со старыми, но жили как бы отдельно. Еще податливая тогда Лилька с радостью согласилась.

Однако все оказалось совсем не так, как хотелось Славику. После рождения ребенка Лиля сблизилась с матерью еще больше и мечтала, чтобы и Слава тесно влился в их семью. Своего папочку она, как выяснилось, обожала. С матерью обсуждала буквально все, что случалось в их жизни, – любые события, самые мелкие впечатления.