Проклятый дар - Кристина Кашор

— Другие утверждают, что это был Одаренный мужчина чудовищных размеров, — лукаво добавил Гиддон. — Ведь этот воин одолел всех стражников Мергона, одного за другим.

Не сдержавшись, Гиддон начал хохотать, а Олл улыбнулся, склонившись над тарелкой.

— Вот так история, — произнесла Катса. — Больше ничего не известно? — добавила она, надеясь, что ее вопрос звучит простодушно.

— Поиски не начинались несколько часов, — рассказал Гиддон, — сначала все думали, что это сделал гость Мергона. При дворе оказался Одаренный воин, — он понизил голос. — Представляешь? Вот удача-то.

— И что рассказал этот гост? — Катсе удалось заставить свой голос звучать спокойно.

— Видимо, ничего полезного. Утверждал, что ему ничего не известно.

— Что с ним сталось?

— Понятия не имею, — сказал Гиддон. — У него Дар сражаться. Сомневаюсь, что с ним много чего сумели сделать.

— А кто он такой? Откуда?

— Этого никто не сказал, — Гиддон ткнул ее в бок локтем. — Ну же, Катса, ты упускаешь главное. Какая разница, кто он такой! Они потратили на него уйму времени, а когда начали искать воров вне замка, было уже поздно.

Катсе подумалось, что она лучше, чем Гиддон или Олл, понимает, почему Мергон так долго допрашивал этого воина. И почему он постарался не афишировать, откуда юноша родом. Мергон не хотел, чтобы кто-нибудь заподозрил, что украденным сокровищем был Тилифф и, более того, что он держал Тилиффа у себя в темнице.

Но почему молодой лионидец ничего но рассказал Мергону? Неужели хотел защитить ее?

Скорей бы прекратился этот проклятый дождь и можно было вернуться в замок, к Раффину!

Катса отпила из кубка и поставила его на стол.

— Какая удача для воров.

— Да уж, — ухмыльнулся Гиддон.

— Есть еще новости?

— У сестры хозяина есть трехмесячный младенец, — ответил Олл. — Вчера утром они все здорово перепугались — им показалось, что один глаз у него потемнел, но это был просто отблеск.

— Потрясающе, — Катса полила мясо соусом.

— Королева Монси ужасно горюет по принцу Тилиффу, — начал Гиддон. — Нам монсийский купец рассказал.

— Я слышала, она отказывается от еды, — вспомнила Катса. Ей самой такой способ горевать казался на редкость дурацким.

— О, это еще не все. Она заперлась в своих покоях вместе с дочерью и не позволяет войти никому, кроме своей горничной, даже королю Леку.

Это было уже не глупо, это было очень странно.

— А дочери своей она разрешает есть?

— Горничная приносит им еду, — ответил Гиддон. — Но они отказываются выходить. Видимо, король — очень терпеливый человек.

— Это пройдет, — убежденно проговорил Олл. — Нельзя и представить, на что может толкнуть человека горе. Все пройдет, когда ее отец найдется.

Совет предполагал скрывать местонахождение старика ради его безопасности, пока выясняется причина похищения. Но, может быть, послать весточку королеве Монси, чтобы облегчить ее необычное горе? Kaтсa решила над этим поразмыслить. Потом, когда можно будет разговаривать открыто, нужно будет посоветоваться с Оллом и Гиддоном.

— Она из Лионида, — заметил Гиддон. — Всем известно, что лионидцы — странный народ.

— Мне это и вправду кажется очень странным, — призналась Катса. Она не знала, что такое горе, а если и испытывала его когда-то, то не помнила этого. Ее мать, сестра Ранды, умерла от лихорадки раньше, чем у Катсы установился цвет глаз. Эта самая лихорадка унесла и мать Раффина, королеву Миддландов. Отец Катсы, рыцарь с северной границы Миддландов, погиб во время набега. Вестерцы напали тогда на нандерскую деревню, а ее отец, хоть и не обязан был этого делать, решил встать на защиту соседей и был убит в битве в те времена, когда Катса еще даже говорить не научилась. Она совсем не помнила отца.

Если бы умер дядя, Катса едва ли стала бы о нем скорбеть. Она взглянула на Гиддона. Терять его не хотелось, но вряд ли она горевала бы и из-за его гибели. С Оллом все иначе. Олла она бы оплакивала. И свою горничную, Хильду, тоже. И Раффина. Потерять Раффина было бы больнее, чем отрезать себе палец, или сломать руку, или вонзить нож в бок.

Но она не закрывалась бы в своих покоях. Наоборот, она не вернулась бы под крышу, пока не нашла бы виновного и не заставила бы его испытать такую адскую боль, какой не испытывал еще никто и никогда.

Гиддон что-то говорил, но Катса не слышала ни слова.

— Что ты сказал? — встряхнулась она.

— Я сказал, леди соня-наяву, что небо, кажется, проясняется. Сможем отправиться на рассвете, если хочешь.

Они успеют вернуться в замок до темноты! Катса спешно доела ужин и побежала в комнату собирать вещи.

Солнце еще не успело описать круг по небу и скрыться за горизонтом, когда копыта их коней зацокали по мраморным плитам во дворе замка Ранды. Со всех сторон ввысь поднимались каменные стены, сияя белизной на фоне зеленого мрамора пола. Вдоль стен над головой рядами тянулись галереи с балконами, чтобы придворные, проходя из одной части замка в другую, могли выглянуть вниз во двор и восхититься огромным садом Ранды, в котором росли ползучие виноградные лозы и деревья с розовыми цветами. В центре сада стоял фонтан со статуей Ранды, из одной протянутой руки и из горящего факела в другой били струи воды. Это были красивый сад, если, конечно, не задерживать взгляд на статуе, и красивый замковый двор, но из-за того, что в галереях всегда толпились придворные, тишины и уединения здесь искать было бесполезно.

В замке были и другие подобные сады, но этот был самый большой, и все важные гости и посетители проезжали через него. Зеленый пол так сиял, что Катса видела в нем свое отражение и отражение своего коня. Белые стены были сложены из переливающегося камня и поднимались так высоко, что приходилось вытягивать шею, чтобы увидеть в вышине шпили башен. Замок был очень велик и очень внушителен — все, как любит Ранда.

Стук копыт и крики привлекли людей на балконы, все хотели посмотреть, кто приехал. Поприветствовать их вышел управляющий, а через мгновение во двор влетел Раффин.

— Вы вернулись!

Катса ухмыльнулась ему, потом пригляделась, даже встала на цыпочки — Раффин был очень высоким — и ухватила его за волосы.

— Рафф, что ты с собой сделал? У тебя волосы стали совсем голубые.

— Я испытывал новое средство от головной боли, — ответил он, — его нужно втирать в кожу головы. Вчера мне показалось, что у меня начинает болеть голова, и я попробовал. По всей видимости, оно делает светлые волосы голубыми.

— А боль прошла? — улыбнулась Катса.

— Ну, если она у меня была, то прошла, но я не совсем уверен, что голова точно болела. А у тебя не болит? — с надеждой спросил он. — У тебя волосы темные, так сильно они не окрасятся.