Господин маг - Дмитрий Олегович Смекалин

поклоном протянул опричнику тарелку, на которой лежала дышащая паром салфетка.

Опричник вытер салфеткой лицо, посмотрел на себя в зеркальце, потом поводил по шее кусочком квасцов, еще раз поглядел в зеркальце. Кивнул сам себе и не спеша сложил свои бритвенные принадлежности в несессер, а тот убрал в саквояж.

Половой тем временем принес ему поднос с большой чашкой кофе и парой бисквитов на отдельной тарелке. Еще один удовлетворенный кивок, бисквит исчезает во рту, глоток кофе, второй бисквит следует за первым, еще глоток кофе…

— Все, можно ехать! — сообщил опричник, ни к кому конкретно не обращаясь.

Тут уже Петя не выдержал:

— А мне поесть?! В последний раз я ел вчера утром, а собраться в дорогу вы мне сами не дали, так что у меня еще и ни копейки денег нет.

Прекрасное настроение господина Трифонова явно омрачилось, и он недовольно скривился:

— Ладно, дайте вместо сдачи ему какой-нибудь пирог в дорогу. В Жатске нормально покормят, я местным скажу. Все равно, вам там заняться нечем будет.

Судя по размеру принесенного пирожка, сдача должна была быть совсем небольшой. Но даже больше, чем столь скудный завтрак, смутило изменение отношения опричника. Хотя, с чего это Петя решил, что оно изменилось? Вежлив он с самого начала был, но, возможно, он со всеми так держится, независимо от их положения. Получается, юный маг для него просто подотчетный груз, который надо довезти до места? Похоже. По крайней мере, заботиться о его комфорте, и уж тем более, тратить на него свои деньги он точно не рвется.

Какой можно сделать вывод? «Господин маг» Петя только на словах, а на деле так и остался для опричника и, есть подозрение, не только для него, все тем же бедным мещанином из городка Песта. Ну, нашли у него способности к магии, назвали кадетом Академии, так он до нее еще даже не добрался, только поступать едет. И до первого офицерского чина ему, как минимум, еще год там учиться. Так что пока он никто и зовут его никак.

Настроение стремительно пошло вниз, но Петя решительно поймал его за шиворот. Наоборот, он молодец, что вовремя все заметил. Переоценка собственной значимости может к очень большим неприятностям привести. Так что никакой господин Трифонов не добрый опекун, а такой же покупатель, каких он в лавке навидался. И относиться к нему надо точно также, и наработанную в лавке манеру поведения лучше не менять. Глаза при этом открытыми держать надо. Раз о Пете никто не заботится, придется это делать самому.

А вот выражение лица и манеру держаться опричника надо запомнить и потом перед зеркалом потренировать. Из него сознание собственной значимости во все стороны так и разит. Пете пока рано такое отыгрывать, преподавателям не понравится, но ведь когда-нибудь он полноценным магом станет. А для общения с девочками может и раньше пригодиться. Для них и кадет Академии фигура. Надо будет соответствовать. Петя чуть было не хихикнул, но сумел ограничиться удовлетворенной улыбкой.

Кстати, по вкусу пирожок оказался еще более убогим, чем по размеру. Самое дешевое хлебное тесто, внутри которого оказалась щепоть капусты. Съел, конечно, но сожалений на тему «что так мало?», он у Пети не вызвал. На такое наброситься можно только после недели голодухи, а он только один день не ел. Пока один день. С таким сопровождающим ни в чем нельзя быть уверенным.

* * *

До Жатска они добрались только через час после полудня, без происшествий и почти без остановок. То есть кучер пару раз тормозил, но опричник возок не покидал. Железный у него мочевой пузырь. Или он специально только одной чашкой кофе ограничился? Петя-то только воды из колодца чуток похлебал, когда умывался, и то раз выскакивал.

Ехали в полном молчании. Сначала, правда, Петин живот попытался выводить недовольные рулады, но довольно скоро смолк и он. То ли смирился с тем, что кормить его никто в ближайшее время не собирается, то ли его попытки медитировать успокоили. Пете снова удалось на магическое зрение перейти, вот он его и тренировал. Причем ему начинало казаться, что чем дольше он так смотрит, тем больше волосков-каналов видит.

Хотя он их, все-таки, неправильно называет. Каналы — в теле человека проходят. А что же тогда он в воздухе видит? Так и не придумал. Про силовые линии поля и уж, тем более, корпускулярно-волновой дуализм Пете в школе ничего не рассказывали.

В начале пути от громких рулад Петиного живота опричник несколько раз недовольно морщился, но когда юноша погрузился в исследование магического зрения, эти звуки прекратились, и Трифонов погрузился в чтение бумаг. Эти бумаги он брал из довольно объемной папки, которую вынул из все того же небольшого саквояжа. И как она там поместилась?

Читал, похоже, не в первый раз, но внимательно. Возможно, просто освежал в памяти, возможно, еще раз анализировал и делал для себя какие-то выводы. Точно судить трудно, выражение лица господина Трифонова не менялось, пролистывал ли он очередной лист или внимательно в него вчитывался.

Наигравшись (натренировавшись) с магическим зрением, Петя стал за ним наблюдать. Для этого он откинулся на не слишком мягком сидении возка в противоположную от опричника сторону. Вроде бы, для того, чтобы его не стеснять. Но еще такая поза позволяла сквозь ресницы просматривать содержимое папки вместе с этим господином. Прочитать текст было трудно, Петя видел листы только под очень острым углом, но хотя бы об их назначении мог строить некоторые предположения.

Сверху лежали пять листов-представлений на выявленных магов. Как выглядит оформленный на него лист, Петя успел в кабинете директора подсмотреть, так-то его ему никто показывать не стал. Бумага была непростой, даже не гербовой, а с каким-то хитрым штампом вверху листа, в котором, помимо герба, была еще какая-то надпись в две строки напечатана. Внизу же листа красовалась печать, переливающаяся всеми цветами радуги. Тоже с гербом и тоже какой-то надписью, но уже по кругу.

Потом лежало три листа с какими-то грамотами. Выглядели очень солидно. Как бы не из канцелярии Государя Великого Князя. Возможно, с его личной подписью и печатью. Опричник их рассматривал с особым удовлетворением.

Дальше же шло еще несколько листов, на взгляд, десятка полтора-два, но Трифонов их уже не просматривал. Добирался до верхнего (вроде — представления, только незаполненного), щелкал по нему пальцем, проводил ногтем по оставшимся и снова начинал смотреть все сначала. Что он там новое рассчитывал вычитать? Просто время убивал?

Наверное, все-таки время убивал, так как через пару