Круги в пустоте - Виталий Каплан

…Их было немного, полсотни сотрудников — на всю огромную, протянувшуюся от Балтики до Курил страну. Разумеется, в случае необходимости они легко задействовали федеральную Службу, но конечные исполнители, действуя по приказу своего начальства, понятия не имели, куда тянутся ниточки. Иначе сохранить Управление в тайне нельзя, а без тайны — мало того, что международный скандал, так еще и эффективность снизится до нуля, «объекты внимания» остерегутся, уйдут в глухое подполье. Или, напротив, объединят усилия и тогда мало не покажется, тем более, что закон ничем не поможет, магическое воздействие находится по ту сторону права… Петрушко подозревал, что они, укосовцы, в мире не одиноки, наверняка подобные службы есть в большинстве стран, но даже если и так, режим секретности там соблюдался не менее тщательно, и никаких коллег обнаружить пока не удалось. А временами очень хотелось пообщаться, сравнить методики, поделиться опытом, договориться о совместных разработках. Но, видно, не судьба.

А зарплата и впрямь была невеликая. Не четыре инженерские тысячи, конечно, но не сильно больше, не в разы. В УКОСе с самого его основания вообще придерживались аскетических традиций, и были к тому резоны. Виктора Михайловича это вполне устраивало. А когда жена-бухгалтерша корила его низким окладом и то и дело предлагала перевестись к ним в компанию «Компьютер-лайт», он лишь грустно качал головой и говорил, что любит свою работу. А на жизнь всегда подработает переводами и курсовиками нерадивым студентам, дело хлебное. Настя порой всхлипывала, но в целом воспринимала это как неизбежность.

— Проходи, Коля! Да не разувайся, на улице чисто. Вот, давай сюда. Да, на кухню. Насти нет, на семинаре, завтра только приедет. Ты как? — он щелкнул ногтем по пузатой коньячной бутылке. — Будешь?

— Нет, Виктор Михайлович, нельзя, я на колесах. Ограничусь чаем.

— Жаль… — Петрушко убрал так и не пригодившуюся бутылку обратно в буфет. — Ну ладно, чаю так чаю. В общем, ты извини, что так вот с места в карьер от дела тебя оторвал, но понимаешь, когда внутри кипит все…

— Что стряслось? — коротко спросил Дронин, размешивая в чашке сахар.

— Сегодня в Измайловском парке трое несовершеннолетних гопников ограбили моего сына и чудом не успели надругаться над ним. К счастью, там какой-то прохожий рядом оказался, как-то воспрепятствовал… в общем, Лешка сумел убежать. Домой пришел такой… сказать «в истерике» значит ничего не сказать. А ты ведь в курсе, как это на нем отражается и чем может кончиться. Понятное дело, всех подробностей он в таком состоянии сообщить просто не мог.

— А что сейчас?

— Сейчас спит, я его таблетками накормил. Завтра, думаю, сможет дать связные показания. Короче, Коля, у меня к тебе большая просьба. Найди этих… эту мразь. Они должны ответить, понимаешь?

— Я все понимаю, Виктор Михайлович, — хмуро произнес Дронин, отхлебнув и обжегшись чаем. — Но вы же знаете, тут не то что часы — минуты решают. Когда это случилось?

— Домой он прибежал в начале четвертого.

— Надо было срочно набирать «02». Возможно, по горячим следам…

— Коля, дорогой, — Петрушко пристально взглянул на него, — не до того было. В любую секунду мог начаться припадок, мне Лешкина жизнь, знаешь ли, важнее возмездия. Ну ты сам представь, даже если бы меня в отделении не послали на фиг, даже если бы я туда прибежал обмахиваясь всеми своими корочками, разве можно допрашивать ребенка в состоянии аффекта, тем более, эпилептика? Но вот сейчас настало время действовать.

— Это будет тяжело… — задумчиво протянул Дронин, намазывая масло на хлеб. — Это теперь только через инспекторов по «недоноскам», через их контакты…

— Коля, — терпеливо заговорил Виктор Михайлович, — я это понимаю. Поверь, вычислить ту пакость, что нагадила Маришке, тоже было непросто. Я даже думаю, что сложнее, потому что это не сопливые пацаны, а профессионал в своем роде.

Он не стал уточнять, что «пакость» была ведьмой в хрен знает каком поколении. Зачем? Коля ведь никогда не общался с потомственной ведьмой, и не надо ему.

Дронин судорожно вздохнул. Даже сейчас, спустя четыре года, вспоминать ту историю ему было больно. Слава Богу, — подумал Петрушко, — все тогда получилось, его жену вытянули в последний момент. Еще бы неделя-другая, и была бы четвертая стадия, на сто процентов неоперабельная. Но успели, темную печать сняли, и сейчас Марина уже приучает к горшку одно дитя, вынашивая при этом второе. Понятное дело, майор Дронин знал лишь то, что ему следовало знать. Он искренне был убежден, что Виктор Михайлович служит в ФСБ, занимаясь там загадочной стратегической аналитикой, о которой, само собой, распространяться не положено. А с Колиной проблемой справились, дескать, Петрушкины знакомые врачи-экстрасенсы, Гена с Ларисой. Ребята из ФСБ лишь сумели найти их по своим каналам и настроить на сотрудничество. Само собой, благодарность майора Дронина не знала границ, и этим Виктор Михайлович иногда по служебной надобности пользовался, так было проще и быстрее, чем задействовать «смежников» — федеральную Службу.

— Ладно, Виктор Михайлович, вы меня за советскую власть не убеждайте, я и так давно против. Сделаю все, что могу, и даже на три копейки больше. Завтра можно будет побеседовать с мальчиком?

— Думаю, что да, — кивнул Петрушко. — Завтра подъезжай часиков в двенадцать, лады?

— Заметано, — согласился Дронин, вставая из-за стола. — Поеду я, пожалуй. Тут еще прочих дел — кит не валялся…

— Может быть, кот? — уточнил Виктор Михайлович. — Или конь?

— Эх, если бы! — махнул рукой майор. — Именно что кит. Большой и толстый.

Электричество по его просьбе выключили, и комнату сейчас озаряли лишь свечи, вставленные в стилизованные под старину бронзовые подсвечники. Свечей было вполне достаточно, чтобы видеть лица друг друга, но слабые желтые огоньки не могли выгнать тьму, затаившуюся по углам. Плясали по стенам огромные тени, в воздухе плыл едва заметный приторный дымок, изредка раздавалось негромкое потрескивание.

— Не умеют у вас правильные свечи делать, — заметил он, откинувшись на спинку дивана. — И вообще много чего не умеют.

— Зато мы делаем ракеты, — усмехнулся хозяин. — Вы знаете, что такое «ракета»?

— Представьте себе, — он сухо кивнул. — У нас тоже есть ракеты. Запускают их в государевом дворце, по праздникам. Годовщина восхождения на престол, Солнцестояние, Умилостивление Воды… А железные иглы, протыкающие небесную твердь, мы не делаем. Это тупиковый путь, и вы когда-нибудь тоже это поймете.

— Да, разумеется, — согласился тщедушный хозяин. — Материальный космос ничто по сравнению с космосом внутренним, духовным, который раскрывается всякому взыскующему истины, не удовлетворяющемуся внешней стороной вещей…

— Да бросьте вы, — он поневоле рассмеялся. — Эти слова — для профанов, для ваших учеников. До чего же вы тут любите красивости! Именно поэтому из вас, Магистр, никогда и не выйдет настоящего мага. Вы вот любите ругать вашу земную цивилизацию, любите помечтать о всяких там Шамбалах с Атлантидами. Да не смущайтесь, я знаю, я пятнадцать лет изучал ваш мир, для меня вы как линии на ладони. Так вот, даже ругая, вы остаетесь в плену у обычных здешних догм. Вы, например, искренне полагаете, что понять — значит овладеть, что знание — сила, что методы определяются сутью вещей. А все это если и верно, то лишь в некотором ограниченном смысле. Во всяком случае, не применительно к магии. Чтобы быть магом, не нужно изучать тайны природы, нужно изменить с ней отношения. Заметьте, Магистр, для этого вовсе не надо знать, какими уравнениями описывается искривленное пространство или в какой последовательности произносятся Слова Силы, по-вашему, заклинания. Пока вы не сбежите из той точки, куда сами же себя и загнали, ничего не получится. Вот смотрите, чего вы достигли, лично вы? Вы умеете снимать легкую боль, видеть изгиб линии судьбы, вы можете перекинуть вибрацию болезни из одного тела в другое, вы можете замыкать часть мира, отделяя ее от остального пространства. И это все! Ради этого вы двадцать лет изучали магию, доставали манускрипты, бегали от учителя к учителю. Вам, наверное, кажется, что это очень много. А это мало, Магистр, это ничтожно мало. С такими умениями у нас вы не стали бы и придворным магом у наместника провинции, не говоря уже о государе. Вы не можете перемещаться сквозь внутренние слои мира, вы не можете преодолеть тягу земли, вы не можете создавать огонь или воду из наполняющего внешнюю пустоту Тонкого Вихря. Даже плевое дело — предсказать день и час человеческой смерти, вы и то не в состоянии. Вот хотите, я вам сейчас скажу про вас?