Я знаю точно: не было войны - Влад Тарханов

Поляки (вспомнив, скорее всего, традиции других войн на земле Украины) устроили в городе еврейский погром. Еська пытался бежать, да получил прикладом по голове. Жолнеж решил, что мальчонка мертв и оставил его в покое. Взять с нищего паренька было нечего. Ночь на морозе не прошла для Еськи даром. От воспаления легких ему удалось вылечиться, а вот другая беда настигла его неотвратимо и грубо. Так что ни жениться, ни детей заводить никак учителю Луферману не светило. Правда, сейчас, в честь праздника, Есик курил контрабандный табак, который в городе достать было не проблема. Стоил он дороже махорки, но аромат его был тоньше. В их здоровом коллективе Еська был единственным курильщиком.

При виде прибывшей команды Еська радостно заулыбался.

— Ну что, неразлучная четверка? Как дела? Что так бурно обсуждали? Пока поднимались сюда — ваш дикий крик машины заглушал!

На прыщавом лице их худрука расползлась довольно редкая улыбка. Казалось, что Есик старается быть еще более искренним, чем обычно, а обычно он искренен на все сто процентов. И за это его любили все, кто с ним постоянно работал и сталкивался.

— Еська! Котяра базарный! Как ты сюда успел взобраться? — И, не дожидаясь ответа, Моська темпераментно продолжил. — У меня такая идея! Сейчас все расскажу! — он почти не запыхавшись после крутого подъема, впился в Еську со всей своей энергией и стало ясно, что он не отпустит худрука, пока не выложит все идеи, одну за другой. Но если дать Моське слово, то про день авиации можно будет забыть. Решение пришло как-то само собой.

— Моисей… (так Еська называл Моську в самых серьезных случаях, что сразу настраивало на деловой лад). У меня тоже есть важная новость: двадцать шестого выступаем перед железнодорожниками. Вчера договорился. И еще, если хотим успеть на праздник, то предложение Моси обсудим по дороге.

— Так мы уже все слышали, Есик, а выслушивать тоже еще два раза будет выше наших сил, — подала голос Ривка.

— Почему это два раза? — обиделась за Моську Сонечка Пришвина.

— Потому что на середине наш гений, несомненно, собьется, а вместо того, чтобы просто продолжить, начнет все сначала. — Ребекка умела красиво и вовремя кольнуть шуткой, как шпилькой, иногда достаточно болезненно, но ребята не обижались, знали, что ее шутки не со зла, что на Ривку всегда можно будет положиться, что она никого и никогда не подведет.

Валик в общую дискуссию не вступал. Там, где надо было говорить, молодой человек легко сбивался, стушевывался. Но его молчаливую поддержку или неодобрение чувствовали сразу: как-то само собой получалось, что позой, выражением лица, какими-то четкими скупыми жестами парень говорил намного точнее и лаконичнее, чем многие болтуны.

Рядом по дороге проехала машина с рабочими — они ехали на праздник. Радостные лица. Машина порядком потертая, а какую еще можно найти на заводе, но все довольны тем, что едут, а не идут.

У синеблузников под руками машины не было, а те пару километров, которые предстояло пройти до летного поля, как раз удобно было скоротать за беседой. Дорога, обсаженная старыми липами и пирамидальными тополями, выбравшись за холмы, шла почти что по ровной местности. Иногда их обгоняли одинокие машины, небольшие компании празднующих шли в том же, что и они, направлении, но это уже мало волновало ребят, намного интереснее было то, что предлагал их товарищ.

— Понимаешь, Есик, нам уже пора замахнуться на большее, чем простое агитпредставление. Мы уже переросли простые формы, нам надо идти вперед! — Моисей торопился высказать свою мысль, а от этого его речь становилась прерывистой, вот-вот, и он начнет сбиваться, как было не раз, когда Моська начинал нервничать.

— Спокойно, Мося, что ты конкретно предлагаешь. Мне преамбула не нужна.

— Все просто: мы должны поставить сатирический спектакль. Нет-нет. Мы оставим те же формы. Это будет наш пролетарский спектакль, которому не потребуется сцена и подмостки. Мы будем работать так же, но не отдельные сцены, а целиком… понимаешь меня, целиком связанное действие от первой минуты и до последней!

— Я это понимаю. Но зачем это нужно? Спектакль? Мося, ты же знаешь, эту форму оттачивали такие мастера…

— Ты не понимаешь, Еська… Мы сохраняем форму. Мы сохраняем художественный стиль. Мы все сохраняем. Просто мы делаем масштабнее. Получится нечто единое, целое. Я уже прикинул. Это будет здорово!

— Моисей, не гони лошадей! Прости, что в рифму… Я уже сказал, что мы выступаем у железнодорожников, по времени получается, что спектакль разучить не успеем. Верно?

— Если постараться…

— Мося, халтуру гнать не будем, — когда Еська хотел, его голос становился строгим, как у настоящего учителя, в такие минуты ему никто не возражал…

— Скажи, Мосенька, а наш гимн оставишь, или выкинешь его в угоду новым художественным веяниям? — с хорошо заметной иронией спросила Ривка.

— Наш гимн — дело нерушимое… — заметил Еська, — мы без него начинать не будем!

И они дружно запели, поддавшись неожиданному порыву:

«Синяя блуза» — веселый народ,

Ходит с завода на завод

Не для «прекрасных» нэпманских глаз,

А для широких рабочих масс.

Глава шестая. Встреча

Праздник был в самом разгаре. Воздушные шары, толпа ликующих людей, которых было несколько тысяч. Из репродуктора звучал бодрый марш. Сводный отряд пограничников, который прошел по полю парадным маршем, получил, наконец-то, команды «Вольно» и «Разойтись».

Бойцы были рады возможности отдохнуть, окунувшись в атмосферу праздника. А чтобы они не слишком увлекались, так на это есть командиры и патруль. Григоряну повезло: он не в патруле, это не его работа, и до вечера свободен. Стараясь делать незаметно, он искал ее… Конечно, девушка могла не прийти на праздник, но… Он знал про нее уже достаточно много — помогли ее приводы в комендатуру, даже тот факт, что она была прекрасной пловчихой, говорил о многом. Из простой еврейской семьи, учительница, комсомолка и активистка.

Аркадий надеялся увидеть ее одну, но может быть, она придет вместе с сестрами, поэтому в стайки молодых девушек всматривался особо пристально. Девушек внимание молодого симпатичного командира-пограничника нисколько не смущало, и прыская в кулачок, бесхитростно строили глазки.

Наконец он увидел ее… Которая так зацепила его чем-то… красотой? Не только. Хотя красотой тоже. Наверное, ему импонировал ее характер: веселый, задорный, решительный, иногда готовый вот-вот перейти грань, но никогда этого не делавший. Он сам не мог отдать себе отчета о том, что его заставило высматривать в толпе именно ее. Мысли стали обостренными, как-то надо было подойти и представиться, но