Реализация - Дмитрий Николаевич Дашко
Шрифт:
Интервал:
А про себя добавил, что грязи в вверенном отделении милиции, как в авгиевых конюшнях. И чистить придётся долго, упорно и методично.
Ничего, даст бог, справлюсь.
Глава 6
– Задержанный Стасевич доставлен по вашему приказанию, – отрапортовал Юхтин.
– Благодарю. Обожди за дверью, вызову, когда понадобишься, – отпустил я милиционера.
Юхтин закрыл за собой дверь.
Я посмотрел на задержанного – худенький брюнет лет шестидесяти с ярко выраженными семитскими чертами лица и крючковатым носом, одет в помятый костюм в полосочку и кремовую накрахмаленную рубашку, на ногах нечищеные туфли.
– Как вас величать? – спросил я.
– Абрам Моисеевич. Простите, с кем имею честь?
– Быстров Георгий Олегович – новый начальник милиции. Да вы не стойте – присаживайтесь.
– Спасибо.
Он опустился на стул перед моим столом, взглянул на меня затравленным взглядом – как удав на кролика.
– Рассказывайте, Абрам Моисеевич, за что вас задержали.
– А вы разве не знаете? – удивился он.
– Знаю, но я предпочёл бы услышать вашу версию событий.
Скажи я иначе, кто знает, какую лапшу мне бы постарались навешать на уши. А так есть вероятность услышать что-то более-менее правдоподобное.
– Ну, раз вы всё знаете, я отвечу вам то же самое, что сказал Филатову. Если у старого больного еврея есть маленький магазинчик, это ещё не значит, что он богат как Крез.
– То есть с вас потребовали денег?
– А что ещё могут желать от старого еврея, у которого есть своё дело? – пожал плечами Стасевич. – Только деньги. Нет, вы не подумайте – я не отказываюсь платить, но почему так много? Раньше с меня брали намного меньше…
– Сколько с вас запросил Филатов?
Стасевич назвал сумму. Я присвистнул.
– Ох, ни хрена себе!
– Я тоже так подумал и отказался платить такие деньжищи. Тогда Филатов приказал меня задержать.
– По какому обвинению?
– Ба! Вы бы слышали его слова. Он заявил мне прямо в лицо, что был бы человек, а статья для него всегда найдётся.
Я невольно улыбнулся. Оказывается, эта фраза уже давно в обиходе.
– Не вижу ничего смешного, Георгий Олегович! – обиделся Стасевич.
– Простите, Абрам Моисеевич. Не хотел вас задеть. Это так… своё.
– Впервые вижу милиционера, который передо мной извиняется.
– Ещё один вопрос, Абрам Моисеевич – прежний начальник милиции знал о поборах?
– Если и знал, то точно не от меня.
– То есть ему вы не жаловались?
– Филатов сразу предупредил: если вздумаю рассказать Токмакову, меня просто сживут со свету. Представьте себе, у него тогда были такие глаза, что я ему сразу поверил. А я умею разбираться в людях, жизнь научила.
– Понятно. А мне вы сказать не побоялись… Почему?
– Мне понравилось то, как вы начали. Пришли и сразу пристрелили этого мерзавца Митрохина. Это ведь он обычно приходил за деньгами. Не только ко мне, к другим людям, у которых в Рудановске есть собственное дело. Если кто-то задерживал платежи, Митрохин угрожал, мог избить – моему хорошему знакомому просто взял и сломал руку за то, что тот пропустил ежемесячную выплату. Рука до сих пор не срослась, а ведь ему нужно кормить семью. Так что я обрадовался, что у нас теперь новый начальник милиции. И, наверное, не один я.
Он усмехнулся.
– Вы далеко пойдёте, Георгий Олегович, если вас, конечно, не пристрелят.
Я хмыкнул.
– Постараюсь не доставлять врагам такой радости. Дадите письменные показания против Филатова?
Стасевич отрицательно мотнул головой.
– Тут вы на меня не рассчитывайте.
– Почему, Абрам Моисеевич? Филатов выпил у вас и ваших знакомых столько крови – давайте посадим его в тюрьму.
– Думаете, вы первый, кто хотел отправить нашего начальника за решётку? Увы, я вас разочарую. Другой мой знакомый пытался добиться справедливости, но в итоге его дом взял и сгорел, знакомого сильно избили, а Филатов так и остался на свободе. Я слишком дорожу своим домом. Его построил ещё мой отец. Так что наш с вами доверительный разговор не для протокола.
– Жаль, Абрам Моисеевич. Очень жаль, – грустно произнёс я.
– А уж мне как жаль, – вздохнул задержанный. – Филатов – редкостный мерзавец и заслужил пулю в голове не меньше Митрохина. Однако папа всегда говорил мне, чтобы я был реалистом и смотрел на вещи трезвым взглядом. Вы хорошо заявили о себе в нашем городе, но пока за вами не видно силы. Люди потянутся к вам только тогда, когда поймут, что вы – не герой-одиночка. Извините за горькие слова, но такова жизнь.
– Я вас понял. Хорошо, Абрам Моисеевич, надеюсь, мы ещё вернёмся к этому разговору.
– Что со мной будет?
– Я бы с радостью отпустил вас домой прямо сейчас, но сначала переговорю с Филатовым. – Представляю, что вы от него услышите!
– Меня будет интересовать не то, что он скажет, а то – как именно он это произнесёт. И поймите: я вижу вас впервые в жизни, и у меня нет основания доверять вашим словам.
– Доверяй, но проверяй. Кажется, это так называется.
– В первом приближении.
Я позвал конвойного:
– Юхтин!
– Слушаюсь, гражданин начальник.
От Стасевича не скрылось, что меня величают гражданином, и на его лице появилась лукавая улыбка.
– Отведите задержанного назад в камеру.
– Слушаюсь. Задержанный, встать. Руки за спину и на выход.
Минут через десять в кабинет вихрем ворвался мужчина, чьё довольно красивое лицо было обезображено длинным шрамом, явно полученным от сабельного удара. Его гимнастёрка была перетянута кожаной портупеей. Из-под козырька глубоко опущенной фуражки сверкали чёрные глаза.
– Это вы – новый начальник милиции? – наехал он на меня.
– Да. А вы кто такой?
– Филатов, начальник подотдела уголовного розыска. По какому праву вы применили оружие и застрелили моего подчинённого?
– Это была чистой воды самозащита. Ваш подчинённый первым открыл по мне огонь. Только не спрашивайте, что на него нашло. За те тридцать секунд, что я провёл в его обществе, мне не удалось столь глубоко проникнуть в душу Митрохина. Я вызвал следователя, пусть разбирается.
Как ни странно, но Филатова мои слова успокоили.
– Простите, погорячился, – виновато произнёс он.
– Бывает, – кивнул я. – Боюсь даже представить, как бы повёл себя на вашем месте.
– Лучше не представлять. Хотя Митрохин – точно не был подарком. Его контузило в гражданскую, он часто мучился сильными головными болями, в итоге характер совершенно испортился. Грубил людям, мог сорваться… Несколько раз подумывал уволить его, да было жаль, всё-таки боевой товарищ, фронтовик… Видимо, в конце концов последствия ранения взяли своё. Сгорел наш Митрохин.
– Война есть война. Так просто
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!