Crysis. Легион - Питер Уоттс

Из какой же гребаной секретной лабы это чудо вылезло?

Выхожу из-за памятника (надпись на постаменте гласит: «УНИВЕРСАЛЬНЫЙ СОЛДАТ» – прям в тему, честное слово), а наемник как раз застегивается и оборачивается. Смотрит сквозь меня, потом топает, откуда пришел, невинно и безмятежно.

А я тем временем едва не попадаюсь. В левом нижнем углу есть полосочка маленькая, и становится она все меньше, краснеет. Когда совсем покраснела, я ее и заметил, а тогда уже и тень начал отбрасывать. Едва успеваю спрятаться за клином, когда отключается невидимость.

Пописавший солдат замедляет шаг, оборачивается, нечленораздельно бурчит и движется дальше.

Ага, насколько нас хватает? На двадцать секунд? На тридцать? Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Хотя полосочка ползет обратно, комбинезон перезаряжается.

Кто-то вопит.

Нет, не просто «кто-то» – это Парчман, мой кореш, парень из моей команды! А потом стреляют, и он перестает кричать.

И крик, и выстрел донеслись из замка.

Комбинезон еще не успел перезарядиться, но я уже двигаюсь, скольжу вдоль кирпичной стены. Задерживаю взгляд на открытой платформе, припаркованной перед входом, – на ней груда тел.

Некоторые – в камуфляже.

За поворотом лязгают тяжелые ворота, и я прижимаюсь к стене. Пара паукоголовых наемников стаскивают Парчмана по лестнице и вскидывают на платформу, будто гребаный мешок с песком. У Н-2 хорошая оптика, могу увеличить, но мне и без увеличения видны ожоги на руках Парчмана, порезы на босых ступнях. Я такие отметины видывал. Обычные следы допросов, не вполне вписывающиеся в международные правила. В учебке нам про них походя рассказывали. А что, дело обычное, плевое, все этим занимаются.

Правда, об аккуратных круглых дырах на виске не рассказывали ничего.

Наемники направляются домой, треплются по пути о «дерьмоголовых» и мокрощелках. Ворота оставляют открытыми: пара здоровенных створок, вделанных в арку, по сторонам большие прямоугольные колонны – будто из игры про гладиаторов. Такой у них персональный Колизей.

Ну, если уж они так захотели зрелищ…

Я снова включаю невидимость и шагаю прямо сквозь ворота форта Клинтон, сквозь кольцо разоренных офисов и разбитых ларьков. Оказываюсь в круглом внутреннем дворе, заставленном ящиками и коробками, с расставленными вдоль стен пушками восемнадцатого столетия – наследством туристского сезона, – парой испятнанных кровью дощатых лежаков с приделанными кожаными ремнями в местах, где должны быть руки и ноги лежащих. Рядом толпа «целлюлитов» – выпендриваются друг перед другом, кто, мол, первый засранца Пророка завалит.

Затем полосочка заряда краснеет, комбинезон делает «ш-ш-ш», и в мире становится очень тихо.

Я смотрю на себя – вот он, красавчик!

Не знаю, сколько здесь крайнетовских подонков. Дюжина, две – неважно. Да хоть гребаный полк – мне наплевать. Я – смерть, я – четыре всадника Апокалипсиса, меня невозможно остановить. Я – морская пехота, я годами тренировался сцепляться с врагом вплотную, и вот он, враг: тупоголовые недовояки, хорьки-наемники, выброшенные за профнепригодностью погранцы, задроты с непомерными амбициями, дрянь, никогда не клявшаяся в верности ни стране, ни делу, убивающая за того, кто даст больше денег. Я вспоминаю раздавленные палатки, поломанные носилки, клетки, полные трупами гражданских. Вспоминаю изувеченные тела моих братьев по оружию. Это не просто мой священный долг – избавить Землю от этих гадов – это удовольствие. Я могу разносить в клочья таких весь день, а потом всю ночь танцевать, я…

Я убью их всех, всех!

Подумать только: если б позволил комбинезону подзарядиться чуть дольше, если б невидимость требовала чуть меньше ресурсов или если бы я двигался чуть быстрее – я бы пропустил все это. Я бы прошмыгнул сквозь форт и выбрался из парка, не пролив и капли крови. А жалко было бы, правда?

…Это все комбинезон. Он во всем виноват.

Для приспособления к стремительно меняющимся условиям современного боя, для импровизации перед лицом неизвестного и непознаваемого человеческий мозг пока еще лучше любого компьютера. Но в усвоении и обработке данных, поступающих одновременно по тысячам каналов, ему нужна помощь.

Вот тут на сцену и выступает самоопределяющаяся автономная нейротактическая амплификация искусственного интеллекта нанокомбинезона-2.0. Питаемый поступающей из крови глюкозой и дополнительной электролитической водородной батареей, служебный биочип десятого поколения, на основе ядра из 10 13 синапсов, обрабатывающий данные с невероятной скоростью в 1,5 килоМОПС. САНТА[1]мгновенно сводит данные телеметрии и ближнего восприятия, поступающие от шести тысяч каналов данных: от электромагнитного излучения почти во всем спектре до акустических, барометрических и даже феромонных – и выдает точный, краткий и простой анализ обстановки, а также тактические рекомендации через интегрированный биоинтерфейс прямо на визуальный кортекс. САНТА может также взять на себя регуляцию функций нанокомбинезона и выбор действия в том случае, когда оператор не вполне функционален либо когда требуемые обстановкой действия не согласуются с нормальными реакциями Н-2.

Но самое новое и удивительное свойство САНТА – это способность не только следить за эмоциональным и физическим состоянием солдата, но оптимизировать эти состояния ради успеха. САНТА непрерывно регулирует уровень допамина, лактата и кортикостероидов, предвидит негативные стрессовые реакции, усталость и предотвращает их прежде, чем солдату захочется зевнуть.

Но САНТА не только ослабляет и устраняет негативные реакции – он активно усиливает позитивные! В организме поддерживается оптимальный уровень адреналина, гамма-аминобутирата и трицикликов, обеспечивая наилучшую реакцию, чувствительность к внешним сигналам и положительное эмоциональное состояние. Ваши солдаты будут исполнять возложенную на них миссию без устали и с неколебимым упорством и решительностью дни и ночи напролет![2]

Когда САНТА на поле боя, каждый день – Рождество!

Из Бэттери-парка я выбрался, как через китовые кишки прополз.