Черная смерть - Иван Стрельцов

— Вот это жизнь, отец, — к Беслану подошел его младший сын Лечи, хмельным взором он обвел окружающую их роскошь. — Когда дядя Бахрам станет депутатом, мы тоже останемся с ним в Москве?

Мощный, как медведь, нефтяник внимательно посмотрел на свое чадо, на его худую, костистую фигуру. Лечи недавно исполнилось восемнадцать лет, свою прошлую довоенную жизнь (детство] он не помнил, потому что долгие годы жил в лагере беженцев в продуваемой ветрами палатке среди таких же, как и он, тысяч несчастных людей, пытавшихся выжить изо всех сил, добывая воду, крупу, керосин. Юноша впервые очутился в подобной обстановке, увиденное его завораживало, ничего подобного раньше он не видел даже во сне. Поэтому Беслан не стал ругать сына за подобные разговоры, спокойно проговорил:

— Нет, Лечи, мы вернемся в Ичкерию и будем восстанавливать нашу республику. Строить дома, растить виноград, добывать нефть. Чтобы жить по-человечески и чтобы никто никогда не посмел назвать чеченцев бандитами.

Неделя прошла спокойно, горцы обживали занятые апартаменты, готовили пищу и обсуждали последние новости, увиденные по телевизору. Все это время Джамбеков проводил в кабинете, который чекисты оборудовали всем необходимым для работы.

Не привыкший полагаться на посторонних людей, Бахрам всегда свою работу выполнял сам. Это позволяло ему держать руку «на пульсе» и иметь свое мнение, а при необходимости выработать план действия. Сейчас бывший по левой командир готовил свою предвыборную программу.

В дверь негромко постучали, не отрываясь от экрана монитора, Бахрам громко произнес по-вайнахски:

— Войди.

Дверь отворилась, и в кабинет вошел Лечи, он был одет на манер киношного агента ФБР — белая рубашка, пере тянутая черными ремнями пистолетной сбруи.

— Дядя, к тебе посетитель, — почтительно сообщил Лечи, поправляя ремень сбруи. Молодому человеку импонировало наличие оружия, причем не какой-то левый ствол а настоящий, с официальным разрешением. — Дядя, там к тебе пришел какой-то мент, — повторил Лечи, справившись с ремнями. Выросший в лагере беженцев, к правоохранительным органам он испытывал не совсем добрые чувства.

— Какой мент? — не понял Бахрам, чекистская охрана устроилась по соседству и старалась лишний раз не све титься возле чеченцев, чтобы не привлекать внимание соседей.

— Новый какой-то, — последовал короткий ответ.

— Хорошо, сейчас иду, — кивнул Джамбеков, отключая компьютер.

Новым ментом оказался старый знакомый Перебежчика полковник Христофоров. Бахрам привык видеть Владимира одетым на манер криминального братка: черные джинсы, короткая кожаная куртка, короткая стрижка, толстая золотая цепь на бычьей шее. Этот стиль для Христофорова был наиболее приемлемым со времени службы в УРПО, после ее расформирования Владимира перевели служить к контрразведку. Стильный костюм, рубашка, галстук в тон, только прическа осталась прежняя — короткая «барбоска».

— Какие люди, Владимир Николаевич, — фальшиво обрадовался Джамбеков, пожимая руку Христофорова. Он хорошо помнил классику мировой литературы, в данном случае подходило высказывание Бомарше «Когда нельзя помешать, приходится терпеть». — Какими судьбами?

— Всеуважаемый Бахрам Мусаевич, все возвращается на круги своя, — улыбаясь, сообщил чекист. — Вы вернулись в Златоглавую, и меня снова прикрепили к вам. А так как вы уже птица высокого полета, шутка ли, кандидат в депутаты Государственной думы, то и обязанностей будет побольше, и, соответственно, нам больше головной боли.

— Ну что ж, рад, что придется сотрудничать с вами. Думаю, сработаемся. — Бахрам указал гостю на массивное кожаное кресло. Он был достаточно умным человеком, чтобы сообразить — этот полковник появился здесь не случайно. После одной такой встречи его бывшие подчиненные, сдавшиеся вместе с ним федеральным властям, устроили охоту на полевых командиров сепаратистов, таким образом мстя за покушение на него, Бахрама Джамбекова. Позже, обдумывая произошедшее, он сообразил, что чекисты его провели, как базарные наперсточники деревенского лоха. И тогда Бахрам решил, больше такое не повторится…

Хорошо к сорока трем годам иметь звание полковника, пять правительственных наград, одиннадцать благодарностей, в том числе и от президента. И, как результат, большой кабинет и должность к нему — начальник оперативного отдела. Для сорока трех лет очень даже неплохо, сам никого не выслеживаешь, в засадах сутки напролет не сидишь, в командировки в «горячие точки» не летаешь. Рабочий день почти нормированный, всегда ночуешь дома, ужин в кругу семьи. Главная обязанность — время от времени намыливать холки подчиненным: на то, как говорят, и гцука в речке, чтоб карась не дремал. И уже мало-помалу начинаешь подумывать о генеральской звезде, о чем раньше и мыслей даже не было. Быть начальником отдела — это хорошо, а генералом все-таки лучше.

Но жизнь, она не прямая, как асфальтированная трасса, скорее напоминает разбитую грунтовую дорогу с ямами, лужами, колдобинами и своими наезженными колеями, и даже с таким неприятным явлением, как облом.

С последним явлением современной жизни полковник Христофоров столкнулся совершенно неожиданно. Не успел он как следует обжиться в своем кабинете, как облом подкрался незаметно.

Отличный послужной список, двинувший его вперед, точно так же задвинул обратно на манер игральной кости в «Монополии»: «Вернитесь на прежнее место». И ничего не поделаешь, предложение исходило от директора ФСБ, а это можно было приравнять к приказу.

Действительно, в данном случае цель оправдывала все средства. «Джаамат», глубоко законспирированная террористическая организация, на данный момент она пострашнее взведенной мины, потому что это настоящее минное поле, раскинутое по всей России, и никто не знает, что произойдет, если его активизируют.

— По окончании операции вы снова вернетесь на свою должность, — пообещал директор. На что Христофоров с усмешкой подумал: «Это в случае успеха, а если провал, то никто даже не заикнется об этом».

Как бы то ни было, но «просьбу» вышестоящего начальства следовало выполнять. У Владимира была единственная привилегия в отличие от других руководителей оперативных групп — в качестве начальника отдела он мог подбирать себе нужных спецов, чем он не преминул воспользоваться. Прежде чем покинуть свой кабинет, полковник написал рапорт, где указал фамилии, и сам же наложил разрешающую резолюцию. После чего белоснежный листок финской бумаги со строчками размашистого почерка стал официальным документом в форме приказа.

В понедельник вечером в кабинете, специально выделенном для работы оперативной бригады, собрались все выписанные в приказе. Вместе с полковником Христофоровым их было шесть человек: старший лейтенант, два капитана и два майора.

Еще совсем недавно старший оперуполномоченный ФСБ Владимир Николаевич Христофоров во время очередного расследования старался привлекать в бригаду молодежь, недавних выпускников академии. Пусть у них не было опыта, но зато в избытке было желание служить и напрочь отсутствовали вредные привычки, которыми опера обрастают за время службы. Это были чистые листы бумаги, куски сырой глины, большие и пушистые щенки, из которых можно было воспитать грозных волкодавов.