Объект 217 - Николай Иванов

– Извините, ради бога. Я его за Можай… – сложил в мольбе руки Иван Павлович.

Семка продолжал копошиться в белье. Под руки попались женские панталоны, он намерился подать их Наталье, но сам же и засмущался, спрятал тряпицу за пазуху.

– Последнее платье, – печалилась о своем Наталья. – Не додержалось до Спаса… Кто вы такие? Откуда свалились?

– Не со злого умысла, – продолжал извиняться Кручиня, топчась на месте. – Мы с наблюдательного поста. Давайте помогу донести.

– Теперь без надобности, – вздохнула прачка. – Все равно опять идти полоскаться.

Иван Павлович принялся укладывать белье на коромысло, возвращенное на девичьи плечи. Вырвал у Семки панталоны, но девушка в этот момент обернулась, и Кручиня сам в смущении торопливо засунул их в противогазную сумку.

– Спасибо, – кивнула Наталья разорителям-помощникам и заторопилась снова к реке.

Кручиня наконец-то смог занести кулак над головой парня. Тот, провинившийся со всех сторон, повинно склонил ее.

– Я где сказал тебе быть?

– Так оно вон тоже как-то так… – попробовал передать свое состояние Семка.

– Ясно. Но ты прав в другом, и потому прощаю – такую женщину и солнцу греть приятно, – привычно натянул парню козырек на нос.

Пока тот освобождался от него, на тропинке показались лейтенант и местная знаменитость, гордость стройки – безрукий бригадир Прохорова с мужским отчеством Иванович. Словно опровергая общее устоявшееся мнение о своих мужицких замашках, она счастливо окунала лицо в букет, а лейтенант старался удержаться рядом с ней на узкой дорожке, придерживая даму под локоть. Получалось неловко для обоих, но кавалер не оставлял попыток явить свою учтивость и говорил, говорил…

– Закончим здесь, и я сразу на фронт, туда, туда…

Лишь увидев посторонних, резко отдернул руку, поправил вещмешок за плечами. Опережая попутчицу, с суровым видом подошел к сбежавшим с поста наблюдателям:

– Кто такие? Почему не работаем?

– Определены наблюдать за воздушной обстановкой и местностью вокруг трассы, – отчеканил Кручиня.

– Тогда почему не на НП?

– Э-э… заметили движение незнакомого человека на этой тропе. Проверяли. Своя, прачка, – не моргнув глазом, потому что излагал почти правду, ответил Иван Павлович.

– Молодцы. Документы!

Кручиня и Семка вытащили свои бумаги, лейтенант принял их, развернул.

– Семен Чернухин, комсомолец-доброволец… Иван Павлович Кручиня… О-о, бывший политзаключенный. А вот это уже интересно. Власть, значит, не любим? – с долей радостного возбуждения поинтересовался Соболь. А на деле просто сам не любил тех, кто не пугался его звездочек. – Руки!

Команда для кого-то могла показаться неожиданной и странной, Кручиня же автоматически, машинально реагируя на тысячи раз слышанный в лагере подобный приказ, привычно поднял их, позволяя Соболю обшарить одежду. Не найдя ничего подозрительного в карманах, складках брюк и рубашки зэка, смершевец открыл противогазную сумку. Это был конец, и Кручиня обреченно закрыл глаза, чтобы не видеть оружия. «Фигуры», как зовут в блатном мире пистолет. И не увидел другого – как в руке лейтенанта оказались женские панталоны, о которых Иван Павлович совершенно забыл. Валентина Иванович с улыбкой отвернулась, у Соболя глаза полезли на лоб, и тогда неожиданно вперед выступил по-комсомольски честный Семка:

– Это я. Это мои, товарищ лейтенант… В смысле, я их снял… У нее… – кивнул в сторону реки, куда ушла Наталья. Сообразив двоякость смысла, стушевался, попробовал исправиться: – Не снял, конечно, они сами у нее упали…

Бессильно опустил руки, склонил голову: все, запутался с этими женщинами и их вещами. Зато открыл глаза Кручиня, принимая вызов судьбы. Пистолет ему в зоне боевых действий, конечно, никто не простит. Да хоть случись это и в глубоком тылу, когда даже охотничьи ружья заставили всех сдать…

– Разберемся, у кого что падает, – пообещал парнишке лейтенант, продолжая опустошать сумку подозрительно застывшего зэка. И наконец, нашел то, что могло представить интерес. Кивнул на дно сумки, продолжая говорить о собеседнике в первом лице: – А это что у нас?

Кручине в эту минуту более всего хотелось вытереть испарину на лбу. Но он вынужден был стоять по стойке «смирно», потому что любое шевеление могло истолковаться смершевцем как попытка к бегству или нападению. А ликвидированных при подобных ситуациях сокамерников он за пятнадцать лет насмотрелся вдоволь.

– Так что это у нас? – повторил вопрос лейтенант, встряхивая сумку.

– Это, так сказать… для самообороны. Вдруг враг… – промямлил белогвардеец, не решаясь скосить глаза на оружие.

– И этим мы хотим победить врага? – усмехнулся Соболь, рассматривая самодельный нож.

Иван Павлович приподнял оставшуюся пустой сумку, не веря в мистическое исчезновение нагана. Зато лейтенант, явно демонстрируя перед дамой свою ловкость, вдруг занес удар над Кручиней. Тот успел среагировать, выпустив сумку и выставив блок: опять же машинально, опять же сработала генетическая память выживания на зоне, когда подвох ожидался что от охранников, что от соседей по нарам.

Но Соболю, конечно же, умелая защита противника не понравилась. Недовольно усмехнувшись, он покачал головой перед противником. Но не ради пренебрежения, а отвлекая того от нового замаха. И сделал то, что недопустимо в любой схватке, – неожиданно развернулся спиной к врагу. Но не остановился, а продолжил круговое движение. И снизу-сбоку сымитировал удар.

На этот раз Кручиня даже не шелохнулся, и оставшийся довольным смершевец демонстративно, двумя пальчиками, отпустил нож. Тот легко впился в землю около ног зэка. Так в детстве играют в ножички «на землю»: как впилось лезвие, так по его направлению и проводишь черту, за которую сопернику уже нельзя ступить. Правда, есть маленькое условие: из своих владений еще надо самому дотянуться до конечной точки прочерченной линии. Бери столько, сколько осилишь…

– Вот так надо побеждать врага, гражданин Кручиня, – назидательно подвинул носком сапога сумку к хозяину. – Реального врага, а не… – кивнул на блаженно развалившиеся на солнышке панталоны. – Надеюсь, что до скорой встречи, когда мы отдельно и обстоятельно побеседуем.

С превосходством отдав честь, предложил бригадиру продолжить путь. Валентина Иванович одарила победителя улыбкой и охотно пошла вперед. Кручиня, не проводя, как в игре, земельной черты, вытащил нож, еще раз осмотрел пустую сумку и поднял взгляд на Семку. Тот отступил, наверняка жалея, что смолчал перед лейтенантом о найденном пистолете.

– Ну? – потребовал Кручиня.

– Я, как комсомолец…

– А я, как бывший зэк, сейчас вот этим ножичком по примеру товарища лейтенанта…

С удовольствием повторил прием с разворотом, о котором почему-то не знали на зоне. Но разворот позволил увидеть и подходившую к ним женщину с санитарной сумкой. Врач оцепенела, рассмотрев нацеленный на парня нож, и Кручиня остановил прием.