Школа хороших матерей - Джессамин Чан

с которыми она знакомилась, были какими-то жалкими, словно новые члены женских землячеств, самопровозглашенная рабочая группа, объединенная материнской бескомпромиссностью. Женщины, которые говорят только о своих детях, утомляют ее. У нее мало интереса к банальному, однообразному миру раннего детства, но она надеется, что дела улучшатся, когда Гарриет станет подготовишкой и они смогут общаться. Дело было не в том, что Фрида не имела представления о том, какой уход нужен ребенку. Ей понравилась книга о воспитании детей на французский манер, но Гаст пришел в ужас от одной только мысли про приучение к самостоятельному сну в три месяца, от мысли о том, что их взрослые потребности должны оставаться на первом месте. По его мнению, эта книга проповедовала эгоизм.

— Я готов отказаться от эгоизма, — сказал Гаст. — А ты — нет?

Она сегодня не выходила из дома. Рени сказала ей, чтобы она перестала звонить Гасту и просить его показать ей Гарриет по телефону, чтобы она перестала дожидаться разговора с социальным работником. Этим утром она несколько часов ошивалась в детской, прикасалась к игрушкам и одеялам Гарриет. Все необходимо выстирать. Может быть, заменить, когда ей это будет по карману. Приходившие к ней работники не оставили следов, но они оставили злосчастье. Гарриет никогда не узнает, что ее детскую рассматривали, как место преступления.

Она сидела в кресле-качалке и плакала, стыдясь того, что слезы ей приходится выдавливать, тогда как слез у нее не осталось. Но отсутствие слез предполагает отсутствие раскаяния, а отсутствие раскаяния предполагает, что мать из нее еще хуже, чем думают власти штата. И тут она схватила кролика Гарриет, сжала его, представила себе Гарриет — одну и испуганную. Она холила свой стыд. Ее родители всегда говорили, что ей требуется публика.

Фрида встает и подходит к откатной стеклянной двери, открывает ее и смотрит в сад соседей. Сосед с северной стороны строит решетку для ползучих растений. Он весь день стучит молотком. Ей хочется бросить через забор зажженную спичку и посмотреть, что будет, ей хочется сжечь это дерево, которое запускает свои вьющиеся, коричневые щупальца в ее двор, но она не уверена, что он и был тем добрым самаритянином, который вызывал полицию.

Запасов в холодильнике теперь еще меньше, чем было при посещении инспекторов. Там лежит контейнер с нарезанным бататом, который уже начал плесневеть, наполовину пустая банка арахисового масла, бутылка молока, срок годности которого истек три дня назад, пакетики с кетчупом на дверце. Она жует волокнистый сыр Гарриет. Она должна приготовить сытный обед, показать штату, что умеет готовить. Но когда она думает о посещении магазина, о том, как камера зафиксирует ее уход и возвращение, ее метод готовки еды, ее изящную манеру есть, ей хочется уйти куда-нибудь подальше в поле.

Она оставит свой телефон здесь, чтобы они не могли ее отследить. Если они спросят, она скажет, что ездила к другу, хотя Уилл скорее друг Гаста, чем ее. Его лучший друг. Крестный Гарриет. Она не видела его несколько месяцев, но во время бракоразводного процесса он сказал ей: «Звони, если понадоблюсь».

Камеры не должны зафиксировать что-либо подозрительное. Она не надевает другое платье, не причесывается, не красится, не надевает сережки. На ногах и в подмышках у нее отросла щетинка. Она носит свободную красную футболку с дырками и обрезанные под шорты джинсы. Она надевает зеленую штормовку и сандалии. У нее вид женщины, которую лучше не трогать, женщины, которая мало что может предложить. Последняя женщина, с которой встречался Уилл, была воздушной гимнасткой. Но она не хочет превращать встречу с Уиллом в свидание, напоминает себе Фрида, и она вернется домой в приличное время. Ей просто нужна компания.

* * *

По любым разумным прогнозам, Уилла в субботу вечером не должно быть дома. Ему тридцать восемь, он холостяк, заядлый любитель онлайновых знакомств в городе, где не так уж много холостяков его возраста. Женщины в восторге от его вежливых манер, его черных, в мелкую кудряшку волос, теперь уже тронутых сединой, его густой бороды, пушка волос на груди, который он шутливо называет признаком его половой зрелости. Волосы у него на макушке высоко взбиты, а с его маленькими очками в проволочной оправе, длинным носом и глубоко посаженными глазами он напоминает ученого из Вены начала двадцатого века. Он не так красив, как Гаст, тело у него мягче, а голос выше, но Фриде всегда нравилось внимание с его стороны. Если его нет дома, она будет считать, что ей повезло. Она не уверена, что помнит улицу или номер дома — где-то на Осадж между Сорок пятой и Сорок шестой, но отчаяние само себе маяк, оно выводит ее к правильному кварталу, к парковке в нескольких дверях от квартиры Уилла в Западной Филли, где он арендует первый этаж разрушающегося викторианского дома на Спрус-хилл. Свет у него включен.

Они часто шутили по поводу того, что Уилл неровно к ней дышит. Она помнит, когда он сказал ей в присутствии Гаста: «Если у тебя с этим парнем не получится…» Поднимаясь к его двери и нажимая кнопку звонка, она вспоминает его комплименты. То, как он прикасался к ее пояснице. Как флиртовал, когда она пользовалась красной помадой. Она слышит его шаги, и надежда и отчаяние наполняют ее, она чувствует приток буйства, жуткого буйства, хотя думала, что оно навсегда покинуло ее. В ней нет ничего соблазнительного, кроме разве что печали, но Уилл любит печальных женщин. Они с Гастом часто ругали его за ужасный вкус. Его погубленные птички. Амбициозная владелица похоронного бюро. Стриптизерша, бывший бойфренд которой был склонен к насилию. Портнихи и поэтессы с бездонными колодцами потребностей. Он пытается стать более разборчивым, но она надеется, что он еще способен на одну последнюю ошибку.

Он открывает дверь, на его лице удивленная улыбка.

— Я могу объяснить, — говорит она.

Они прежде говорили Уиллу, что он никогда не найдет порядочную женщину, если будет продолжать жить как студент. На диване и ковре видимый слой собачьей шерсти, во всей гостиной только одна неперегоревшая лампа, горы газет, немытые кружки, туфли, брошенные в дверях, мелочь, разбросанная по кофейному столику. Уилл после получения степени магистра по образованию и социологии и короткой практики по программе «Учитель для Америки» работает над третьей диссертацией — по культурной антропологии. Он уже девять лет состоит в докторской программе Пенсильванского университета, планирует растянуть ее до десяти, если получит финансирование.

— Извини, у меня тут кавардак, — говорит он. — Я должен был…

Фрида говорит ему, чтобы он не переживал. У всех