Трения - Филипп Джиан

Я пытался разглядеть, что происходит на берегу, и угадать, где мы оставили машину. Его это нимало не интересовало.

— Думаешь, она твоя собственность? Эй, мудила?

Я повернулся к нему. Слюной он еще не брызгал, но все к тому шло. Он явно собирался выместить на мне накопившиеся обиды. Видно, дожил до того возраста, когда ищут виноватых. И надо же было мне попасться ему под руку!

Я пристально смотрел на него и молчал, а сам тем временем приналег на весла, направляя лодку к берегу. Там запустили еще одну ракету. Она взлетела зигзагами и на мгновение замерла над нашими головами.

— Я, по‑твоему, буду все это терпеть?

— Понятия не имею. Мне‑то какое дело?

Он попытался пнуть меня ногой, но был слишком пьян, к тому же сидел далеко, в глубине лодки. Я тоже держался настороже, поэтому удар, медленный и вялый, не достиг цели. Я вскочил на ноги, подняв весло для обороны.

— Ну же, — промямлил он. — Только попробуй!

Наверно, я был недостаточно зол. Во всяком случае, не настолько, чтобы раскроить ему веслом череп. Однажды я размозжил башку Ольгиной собаке, когда она взбесилась и попыталась перегрызть мне горло. Так что я знаю, как это бывает. Приятного мало. В общем, я сел.

— Ну что, мудозвон, кишка тонка? А хочется, правда? Ты ведь знаешь, о чем я? А, мудозвон?

Я почувствовал удар в живот. Мы подплывали к берегу, я видел людей, их черные фигуры. Они шли по песку, спотыкаясь, похожие на корабельную команду, только что сошедшую на берег после качки. А я сидел, согнувшись пополам, под пристальным взглядом Роже, который посмеивался, довольный собой. Если бы он ударил меня, когда я замахнулся на него веслом, произошла бы гнусная сцена. И мать потом носила бы мне апельсины.

Он попытался меня схватить, когда я вылезал из лодки. Я выпрыгнул и оказался почти по колено в ледяной воде.

Я смотрел на его рот, когда он произносил:

— Ну что, понравилось?

Это была какая‑то отвратительная резина, которая растягивалась во все стороны, живой шланг. Жуткая наркотическая галлюцинация, я был словно загипнотизирован, впал в столбняк. Он схватил меня за рукав. Я отпихнул его. Кто‑то сказал нам, что Цецилия пошла домой. Но он никого не слушал, он смотрел на меня не моргая, и его прядь плескалась на ветру.

— Не держи меня за идиота, — выдавил он наконец.

* * *

Когда мы вернулись, все молчали. Цецилия стояла посреди слабо освещенной комнаты, с еще мокрыми волосами, прямая и напряженная.

На обратном пути Роже не разжимал губ, и я на всякий случай пристегнулся. Он будто специально норовил не вписаться в крутые повороты, а то вдруг на полной скорости наезжал на тротуар. Два часа ночи, на улицах ни души, слышался только визг шин. В домах и садах было темно и пусто, изгороди дрожали под порывами ветра. Мужики на заднем сиденье ржали, вспоминая, как выходила из воды Цецилия, какая у нее была маленькая синяя попка и маленькие замерзшие грудки и какое у нее красивое тело, хоть и продрогшее насквозь.

Роже пошел прямо на нее.

— Все хорошо, ребята, все хорошо, — вступилась Ольга, которая, как обычно, куда‑то подевала свои туфли и теперь, тоже как обычно, вступилась за слабого. Тем более что слабой оказалась женщина. Когда‑то она вступалась за меня: родители ругались в соседней комнате, а я прибегал к ней и зарывался в ее юбки.

Мать кусала губы. Кто‑то протянул стакан, но Роже прошел мимо, не заметив. На женщину, которая предложила растереть Цецилию одеколоном, он даже не взглянул.

Он молча подошел к девушке и схватил ее за руку. Мертвой хваткой. Она не издала ни звука и попыталась вырваться. Он тянул ее к лестнице. В общем, вы видели такие сцены тысячу раз.

— Пусть сами разбираются, — предложил хлыщ с седыми висками, пока Роже, выламывая руку Цецилии, волок ее к лестнице. — Знаете, опыт подсказывает, что лучше не вмешиваться.

— Тогда пойдите и сядьте, — сказал я. — Я на этот счет другого мнения. Сядьте, чего стоять?

Сколько Цецилия ни упиралась, Роже все же заволок ее на лестницу, втолкнул в комнату и вошел следом. Все затаили дыхание и напряженно слушали. Я посмотрел на мать, но она опустила глаза.

Я стал беспокоиться и сказал громко:

— Э, да что там происходит? — потом обернулся ко всем: — Пойдемте посмотрим.

— Посмотрим на что? — ответила полная дама с сильно подтянутым лицом. Она, точно сарделька в кожуру, была втиснута в платье с блестками. Бретелька лифчика съехала у нее с плеча, и дама, не дожидаясь моего ответа, поправила ее и устремилась к бутылкам.

Ничтожные старые придурки! Никто из них даже мизинцем не шевельнул, чтобы остановить такого же кретина, как они, который в пьяном угаре собирался злоупотребить родительскими правами. Я чувствовал их недобрые флюиды, настойчивое желание показать мне, что я по другую сторону баррикад. Тогда на кой черт они нас родили и с какой стати мы должны их жалеть?

В общем, я пошел наверх один. Потому что нас с Цецилией кое‑что связывало, и это кое‑что не всем дано понять — впрочем, долго рассказывать. Короче, полез я на второй этаж.

Роже в этот момент как раз вышел. Он хлопнул дверью и запер комнату на ключ. Прямо Средние века. Только в трагикомическом варианте.

— Так хоть тихо будет, — объявил он, спускаясь. — Наконец‑то нас оставят в покое.

Он прошел мимо меня не глядя, как будто меня не было вовсе, и, потирая руки, продемонстрировал остальным удовлетворенную улыбку.

Кто‑то снова включил музыку. Роже принялся рассказывать о недавних приключениях под возгласы всеобщего одобрения, относившегося к тому, как ловко он справился с ситуацией. Мать тем временем подошла ко мне, вид у нее был удрученный. Я не успел понять, собиралась ли она мне что‑то сказать, потому что первый перешел в наступление:

— С кем ты связалась? Неужели лучше не могла найти?

Я поймал на себе несколько враждебных взглядов, но мне было плевать. Общество перешло в другую комнату. Мать побледнела, отвернулась и пошла за ними.

— Прими мои поздравления. Извини, что запоздалые, — бросил я ей вдогонку, но она сделала вид, что не слышит.

— Остановись, — шепнула подошедшая Ольга. — Не порти ей кайф.

— Что ты сказала? Не расслышал, — сказал я.

— Послушай, будь умницей, ладно? Не заводись.

— Ну конечно. О чем речь! Я сделаю все, о чем ты просишь. Не беспокойся, иди к своим друзьям.

— Каким же ты иногда бываешь гадким! Ты что, не понимаешь, что твоей матери это нужно? Ну ты что, совсем тупой?

— Нужно, говоришь? Да, именно этого ей и не хватало. Лучшего экземпляра просто не найти.

— Судить легко. Судить как раз легче всего.