Зеница ока. Вместо мемуаров - Василий Павлович Аксенов

— вызывающим доверие. Пока что доверяться красным полотнищам — это непростительная историческая… ммм… ну, вы сами тут поставьте недостающее существительное, уважаемый читатель.

13 мая 1997

Как «политическая корректность» сама себя высекла

В Штатах до сих пор не затухает скандал, связанный с выявлением сексуального домогательства в Вооруженных силах.

При всей серьезности дела в нем появляется какая-то почти анекдотическая путаница. Общество, чрезвычайно заостренное на правах человека, особенно женщин и разного рода меньшинств, придумавшее ради этого понятие «политическая корректность», которой не дай бог кому-нибудь пренебречь, оказывается перед какими-то едва ли не тупиковыми ситуациями.

Страна, конечно, ушла чрезвычайно далеко по сравнению с теми принципами, на которых она держалась пятьдесят лет назад. Подумать только, во время Второй мировой войны негры набирались лишь в специальные цветные батальоны! Теперь уже никого не удивляет, когда главой Объединенного генштаба становится негр Колин Пауэлл.

Так было и с женщинами. Раньше их место было только в госпитале, в канцелярии, ну, в лучшем случае, в специальных женских эскадрильях. Еще в начале восьмидесятых годов набирающие силу женские и феминистские организации яростно боролись за то, чтобы женщины могли вступать в Вооруженные силы наравне с мужчинами и без всяких скидок на более хрупкое телосложение. В конце концов справедливое дело восторжествовало.

Вот тут-то опять началась древняя история, связанная с несовершенством человеческой расы. И особенно ее грубых мужланов, как полагают феминистки. Да ведь и девчата тоже, мужланы эти ропщут, как-то не всегда себя по-солдатски держат, как-то, знаете, иногда посматривают на ребят не по уставу. Словом, ситуация в ВС иной раз складывается критически; как бы не турнули в конце концов всех нас из расположения частей, как праотца и праматерь из парадиза.

Началось это еще несколько лет назад, когда командование устроило слет офицеров морской авиации в одном из отелей Лас-Вегаса. Подходящее место было найдено, ничего не скажешь: в номерах зеркальные стены и потолки, в коридорах звучит сладкая музыка, там и сям пробегают официанты с напитками. Нетрудно представить, какие идеи приходят тут в головы парней, привыкших опускаться на палубы авианосцев. Девушки-офицерши с трудом уклонялись от приемов высшего пилотажа. Скандал разгорелся несусветный. Экраны телевизоров заполнили разгневанные фурии из женских правовых организаций. Обуздать «свинский мужской шовинизм»! Справедливый гнев, ничего не скажешь; адмиралу, организатору слета, пришлось уйти в отставку, несколько чинов потеряли звезды.

Нынешний скандал начался в заштатном подразделении национальной гвардии Мериленда. Несколько женских «приватов» (так тут называют рядовых необученных) пожаловались, что их там чрезмерно приватизируют дрилл-сержанты, то есть инструкторы боевой и политической подготовки. Скандал, конечно, немалый, но он был бы локализован, не возьмись за дело женские организации. Под их давлением генералитет дрогнул и объявил общую тревогу. Военные следователи и прокуроры рьяно взялись за поиски явных и потенциальных насильников и за короткий срок нашли их немало по базам и гарнизонам. «Политкорректность» уже праздновала свой триумф, когда вдруг выяснилась ужасающая накладка: почти сто процентов выявленных секс-вымогателей оказались неграми! Произошло это вовсе не потому, что негры, скажем, более темпераментные или менее сдержанные, а просто потому, что большинство дрилл-сержантов в американской армии являются неграми, иными словами, именно они прежде всего имеют дело с неопытными пехотинками. Даже и не служивший в этих войсках может составить себе такое впечатление, хотя бы по художественным кинофильмам. Достаточно вспомнить картину Стенли Кубрика «Цельнометаллический мундир».

Тут уж всколыхнулась вся многочисленная правовая общественность цветного населения. Налицо было вопиющее нарушение «политической корректности» в расовом контексте, который является самой священной коровой общества. В расположения частей бросились выдающиеся борцы за права афроамериканцев во главе с преподобным Джесси Джексоном. Процент выявленных вымогателей превышал все, даже самые снисходительные, требования «ПК», что, если не извечный расизм, стоит за спиной этих цифр?

Ошарашенные феминистки молча согласились с коррекцией этих цифр. Большинство выявленных дел было замято, если вообще было что там заминать в большинстве этого большинства. Остался только один, красивый черный младший командир из Мериленда, у которого на счету шесть половых дел. Его сейчас судят под бдительным оком прессы и под карандашами судебных художников, поскольку ни фотографов, ни телевизионщиков в зал не пускают.

Вот так нередко бывает в человеческих общежитиях: благородная борьба против предрассудков и ханжества в силу чрезмерного усердия сама оборачивается какими-то странными, если даже не пугающими, несуразностями.

27 мая 1997

Господи, прими Булата

Завершилась жизнь Булата Окуджавы. Всей стране больно, ему, надеюсь, уже нет. У Набокова встречается фраза: «Жизнь — это записка, нацарапанная во мраке». Иными словами — неразборчиво. В большинстве случаев это, очевидно, близко к истине, но есть все-таки исключительное меньшинство, чьи царапины из мрака сияют вечным огнем. К этому числу относится Булат, потому что несколько десятилетий одного века из истории человечества его присутствие смягчало климат свирепо холодной страны, странной печалью напоминало необузданным мужикам с их водками и драчками о чем-то ангельском, безукоризненным джентльменством ободряло усталых женщин.

Никакими модами, течениями и направлениями не объяснить и не опровергнуть его дара. В девяностые годы кучка новых бездарей взялась его грызть якобы как воплощение ненавистного «шестидесятничества», на самом деле они имели в виду его уровень, на который им никогда не вскарабкаться, какими бы липкими ни были руки. Его песни с их уникальной мелодичностью и ритмами, отмечающими перепады послесталинской поэтической походки, действительно были позывными той далекой молодости. Мы тогда любили говорить друг другу: «Ты гений, старик», — но в отношении Булата каждый понимал, что это не просто фигура речи. И мы называли его запросто — другом, Булатиком.

Сейчас, когда я это пишу, его тело, очевидно, после отпевания на рю Дарю лежит в морге в ожидании самолета на Москву. Пальцы уже не потянутся к гитаре, вообще не пошевелятся, во всяком случае до второго пришествия. Кажется, Гёте сказал перед смертью, что отправляется в зону великих трансформаций. Впрочем, и жизнь в нашем животворном и тлетворном воздухе — это часть непостижимых трансформаций. Неподвижный Булат для всех нас, пока живых, непостижим.

12 июня началось для меня с песни «Исторический роман» на утренней программе ОРТ. Видеозапись, сделанная, по всей вероятности, лет семь назад, демонстрировала Булата в хорошей