Пожизненный срок - Лиза Марклунд

Анника села на унитаз и подперла рукой голову.

— По сообщениям агентств, дом сгорел дотла, — сказала Берит. — Никто из газеты не звонил спросить, что случилось?

— Не знаю, — ответила Анника. — Я оставила мобильный телефон в залог таксисту, и он с ним уехал, не дождавшись меня. Но не думаю, что кто-нибудь звонил. В конце концов, на пожаре никто не погиб.

Берит молчала. Холод фарфорового сиденья проник Аннике до самой шеи.

— Что тебе нужно в первую очередь? — заговорила наконец коллега.

— У детей остались одни пижамы, а у меня с собой нет денег…

— Какой у них размер? — спросила Берит, щелкнув шариковой ручкой.

— Сто десять и сто двадцать восемь.

— А обуви?

У Анники сжалось сердце, ей стало трудно дышать.

«Только не плакать. Не сейчас».

— У Эллен двадцать шестой размер, у Калле — тридцать первый.

— Сиди в номере, я буду примерно через час.

Анника осталась сидеть на унитазе, глядя на вешалку для полотенца, чувствуя, что дыра в груди стала разрываться от пульсирующей боли. Сплошная безнадега, жалость к себе и полная беспомощность. На глаза навертывались злые слезы — почему судьба вдруг отняла у нее все и сразу? Но она не поддастся слезам, от слез она окажется в тумане, а в тумане можно заблудиться и потерять путь.

«Твоя жизнь кончена, — нашептывал туман, но Анника знала, что это неправда, потому что сидела здесь и слышала, как Скуби-Ду жалуется из комнаты, что боится призраков. — У тебя ничего не осталось!»

— Нет, у меня осталось очень многое, — вслух возразила Анника.

Дом очень важен, это место, которому ты принадлежишь, но дом — это не обязательно четыре стены — это могут быть люди, планы, притязания.

«У тебя нет ничего значимого».

Правда ли это?

Сегодня у нее было ненамного меньше, чем вчера.

У детей нет одежды, в пламени сгорел ее компьютер, но все остальное осталось на месте.

«За исключением Томаса. И Анны».

Она встала и посмотрела на себя в зеркало.

«Остались только дети. Я и дети. Все остальное у меня отнято».

Она пропала.

«Может ли быть еще хуже?»

Главный редактор «Квельспрессен» Андерс Шюман отказался от своего шикарного углового кабинета во имя уменьшения расходов и занял каморку позади отдела комментариев. С каждым днем Шюман все больше жалел о сделанной им глупости. Единственное преимущество реорганизации состояло в том, что теперь он находился непосредственно в редакции и мог из своего кабинета наблюдать за работой.

Было только одиннадцать часов утра, но работа кипела с размахом, немыслимым всего несколько лет назад. Сайт газеты в течение суток обновлялся ежечасно, за исключением затишья около четырех утра. Теперь газета не только текст. Редакция вела радиопередачи, показывала видеорепортажи и транслировала рекламу. Процесс подготовки материалов пришлось уплотнить, и теперь работа в газете кипела весь день, и это было новостью для «Квельспрессен». Традиционно выпуски вечерних газет делали по ночам пропитанные алкоголем закаленные и битые ночные редакторы с мозолями на покрытых налетом никотина пальцах. Сегодня этот дух выветрился из газеты почти без остатка. Редакторы новой эры перестали пить и начали чистить ботинки; в противном случае их увольняли под предлогом несоответствия или с почетом отправляли на досрочную пенсию.

Андерс Шюман тяжело вздохнул.

В течение всех последних лет его не покидало чувство, будто что-то очень важное ускользает у него из рук. Со временем это чувство только усиливалось. Но лишь недавно он понял, в чем суть: речь шла о том, что и зачем они делают, о самих основах журналистики.

Сегодня ежечасное обновление сайта настолько владело умами, что иногда сотрудники забывали, что, кроме обновления, надо еще и сказать что-то содержательное.

Он вспомнил упреки, которыми конкуренты в прежние времена, когда у газеты были самые большие тиражи среди шведских таблоидов, осыпали «Квельспрессен»: самая тиражная, но не самая первая; материала много, но не первой свежести.

Теперь все делалось намного быстрее, но за счет правды и анализа.

Нет, на самом деле все не так плохо, заставил себя подумать Шюман.

Газета осталась неплохим изданием. Анника Бенгтзон изнутри осветила историю Нобелевского убийцы, Берит Хамрин писала проницательные статьи о терроризме, а Патрик Нильссон взял интервью у звезды, в котором та рассказывала, как борется со своим обжорством.

Но беда была в том, что все эти темы уже давно устарели. Газета не успевала попадать в киоски, как сенсации становились вчерашними новостями. Вот и сегодня новостью стало убийство Давида Линдхольма, и в этом преступлении подозревают его жену.

Интернет разрывался от похвал в адрес убитого комиссара полиции.

Талант Линдхольма заключался в знании человеческой природы и в его непревзойденном умении общаться с людьми. Он был мастер беседы, он был самым верным на свете другом и обладал поразительной интуицией.

Что со всем этим делать? — подумал Андерс Шюман, чувствуя, как медленно ворочаются мысли в его мозгу, отвыкшем заниматься этическими проблемами. В его инстинктах, которые должны быть направлены на соблюдение таких принципов журналистики, как оценка новостей, проверка источников и решение о том, стоит ли раскрывать настоящие имена, осталось место только для финансового анализа и объемов продаж.

Он выглянул из кабинета.

Первым долгом следует оценить ситуацию, подумал он, встал и решительно направился в редакцию.

— Что мы будем делать с этим убитым комиссаром? — спросил он Спикена, шефа новостного отдела.

Спикен сидел положив ноги на стол и жевал апельсин.

— Оставим для него первую полосу, колонку новостей, седьмую, восьмую полосу и центральный разворот, — ответил тот, не подняв головы.

— Как поступим с новостью о том, что главная подозреваемая — его жена? — спросил Шюман, присаживаясь на краешек стола, демонстративно подвинувшись ближе к ботинкам шефа отдела.

Спикен понял намек и сбросил ноги со стола.

— Ты имеешь в виду, каким кеглем наберем этот заголовок? — спросил он и выбросил апельсиновую кожуру в мусорную корзину.

— Если мы назовем Давида Линдхольма жертвой убийства и тут же скажем, что в убийстве подозревают его жену, то тем самым назовем ее убийцей, — заметил главный редактор.

— И что? — Спикен удивленно воззрился на шефа.

— Но ее пока даже не допрашивали, — пояснил Шюман.

— Это вопрос времени, — парировал Спикен и снова уставился в экран компьютера. — Кроме того, все уже успели это произнести вслух. Наши конкуренты и даже уважаемые утренние газеты назвали участников преступления по именам.