Венганза. Рокировка - Юлия Герман

— На фортепиано. Она играла на фортепиано, — прошептала, вспоминая маму, сидящую ко мне спиной и играющую «Лунную сонату».

— Тебе нравилось слушать её игру?

— Я любила наблюдать за ней во время игры, — слегка улыбнулась.

Когда мамины пальцы порхали над клавишами, она превращалась в неземное создание. Весь её образ становился практически невесомым и безумно прекрасным. Она отдавалась игре полностью, отключаясь от реальности. А я, забравшись в кресло с ногами, смотрела на неё, уносилась под музыку туда, где были только мы вдвоём.

— Она учила тебя играть на фортепиано? — Роуз сидела по-прежнему, не двигаясь, изучая меня.

— Нет. Не она. Папа считал, что мама бездарность, и нанял для меня учителя, — мечта играть вместе с мамой обернулась кошмаром. Бесконечные пустые этюды, монотонные гаммы и недовольство учителя и папы навсегда перечеркнули мою любовь к классической музыке. Единственный, кто помогал мне не затушить тлеющий огонек былой страсти — мама. Когда я начинала падать духом и думать, что никогда не осилю очередной этюд, она тихо присаживалась рядом и незаметно подсказывала, затягивая и превращая нудную зубрежку в настоящее исполнение.

Под ложечкой противно защипало. Вспоминать то время, зная, что её больше нет, напоминало занятие мазохизмом. Говорить о маме, после её смерти всегда было тяжело, а теперь, когда во всей вселенной не осталось ни одного близкого человека, казалось просто невыносимым. Грудь щемило от тоски по её ласке и любви. От отчаяния, подпитываемого беспощадным одиночеством, захотелось вернуться в ту яму, из которой я так яростно искала выход.

— После того, как мамы не стало, ты продолжила заниматься музыкой? — размеренный голос Роуз не раздражал, но и не радовал. За время, проведенное в больнице, я привыкла к постоянному присутствию посторонних, их тихому перешептыванию, мягким шагам. Разговоры с доктором Тенью стали частью новой жизни, они просто появились в ней как данность, не зависимо от того, нравится мне это или нет.

— Когда я была совсем маленькой, постоянно наблюдала за маминой игрой. Для меня это казалось чудом! — вспоминая свои первые бестолковые попытки извлечь из рояля, стоявшего в холле внизу, хоть какие-то складные звуки, снова заставили улыбнуться. — Для меня фортепиано — это она. Без неё оно превратилось в боль.

— Больше ты не играла? — Роуз наклонилась чуть ближе, дожидаясь ответа.

— Пришлось, — сжала одеяло в кулаках, впиваясь ногтями в ладони. — Папа не позволил прекратить занятия. Я искала утешение в наушниках, слушая рок и мечтая заглушить крики души, извлекая пронзительные звуки из гитары, но всё осталось лишь в мечтах.

— Могу я узнать почему? — пристальный взгляд Доктора испепелял.

— Папа считал это бесполезной тратой времени и распутством, — по щеке скатилась предательская слеза.

— Чем ты заглушала свою боль? — понизила голос Роуз.

— Почти все время проводила с подружками. Часто ночевала у них дома. Мне нравилось чувствовать себя частью настоящей семьи, — слезы бесконтрольно стекали по лицу, падая и оставляя мокрые разводы на одеяле.

— Наблюдая за чужими семьями, о чём ты думала? — стараясь быть мягкой, Роуз всё равно надавливала на самые больные точки, настраивая против себя.

— О том, что у меня обязательно будет дружная и любящая семья, — вздернула подбородок, смахивая соленые капли.

— Что ты думаешь сейчас о семье? Ты по-прежнему об этом мечтаешь? — интонация доктора Роуз слегка изменилась, став более мягкой.

— Нет. Сейчас семья не входит в мои планы, — обезумевший взгляд Диего, бьющего меня по лицу, в мгновение стёр все прекрасные воспоминания о маме.

— Чем ты хочешь заниматься после того, как выйдешь из больницы? — на секунду показалось, что она приблизила руку ко мне, но затем вернула на колено.

— Хочу уехать как можно дальше, — снова мысли о мире, где никто не сможет защитить меня от Него, вызвали панический ужас.

— Ты уедешь одна? — следила за моим лицом Роуз.

— Да. Совсем одна, — повернулась к ней, всматриваясь в глаза цвета разбавленного чая.

— Ты твёрдо решила отказаться от ребенка? — в комнате повисла тишина.

Мысли в голове начали кружиться бешеной воронкой, вызывая приступ тошноты. Никогда раньше не предполагала, что смогу оставить свою плоть и кровь на произвол судьбы, стараясь за повседневными занятиями навсегда вычеркнуть эту часть жизни. Стоило лишь вспомнить, каким монстром оказался мужчина, от которого какой-то краткий миг в прошлом я мечтала иметь детей. А теперь, эти мечты сменились на яростное желание стереть любое напоминание о нём с лица земли.

— Я не хочу его, — посмотрела прямо в глаза Тени, стиснув челюсти.

— Ты уверена? — чуть наклонила набок голову Роуз.

— Совершенно.

Выписываясь из больницы, я наблюдала за происходящим будто со стороны. Девушка с потухшим взглядом выглядела незнакомой и совсем чужой. Я была уверена в том, что теперь смогу разбираться со своей головой самостоятельно, не распахивая душу посторонним. Но чертова Роуз предусмотрела все, позаботившись о том, чтобы ежедневно был тот, кто сможет копаться в моем грязном белье. В сопровождении двух копов меня перевезли на другой конец страны в штат Мэн. Ещё год назад я и подумать не могла, что попаду в подобную дыру. Передо мной стояли другие цели и приоритеты. Теперь, оказалось, совершенно наплевать, где склеивать собственные ошмётки. Запершись на все замки в крохотной квартирке, снятой на деньги государства, и задернув шторы, сутками не вылезала из кровати, прислушиваясь к каждому шороху. Мне не хотелось есть, не хотелось возвращаться к жизни. Я намеренно морила себя голодом, чтобы уничтожить инфекцию, завладевшую организмом. Мой покой нарушала огромная черная Тень с ежедневными проверками, маскируемыми под сеансы. Постоянное пичканье едой и витаминами под размеренную болтовню о муже и внуках нового надзирателя не давали тихо сдохнуть. Все ежедневные ритуалы совершались на автомате, без понимания их смысла. Я наблюдала за существованием девушки с незнакомым именем Рэйчел, из такого же чужого тела. Да и вся жизнь происходила с другим человеком, а я дышала по инерции. Днём воспоминания заполоняли мою реальность, снова утягивая в смердящую топь. По ночам сны продолжали выворачивать мою душу. Кошмары не шли ни в какое сравнение со снами, от нереальности которых щемило в груди. В них я снова жила. Чувствовала прикосновения Диего, вкус его поцелуев. Он дотрагивался до моего живота, излучая восторг, и его глаза светились обещанием бесконечного счастья. А на утро, я просыпалась одна в чужом городе, поломанная, с разорванной душой и дырой в груди вместо сердца. Положив руки на живот, забывала на время о жутком монстре. Я понимала, что, не зная Ангела, могла бы летать от счастья, паря над облаками, чувствуя его продолжение в себя. Но теперь … готова собственноручно покончить с его копией. В том, что вынашиваю его копию, не сомневалась ни на мгновение. Контраст между сном и явью пропускал, словно через мясорубку, перемалывая последние останки той девушки, которой я была когда-то. Я погружалась в ванную, заполненную до краев ледяной водой. Стискивая зубы, лежала до полного онемения тела. Теряя физическую чувствительность, верила, что становлюсь жестче и равнодушнее к терзавшим призракам. Только вытирая полотенцем обжигающе холодные капли, ловила в зеркале отражение незнакомки. Абсолютно несчастной женщины с кровоточащей душой и стеклянными глазами. В этом человеке невозможно было узнать красавицу с глянцевых обложек. Длинные светлые локоны стали свидетелями чужой жизни, где есть место радости и позволительны глупости. Но сейчас они были свидетелями падения личности и никак не сочетались с той, кого прятала программа защиты свидетелей. Взяв кухонные ножницы, избавилась от следов прошлого, поверив на мгновение в жизнь.