Момент - Эми Липтрот

столб – я вожусь с биноклем, пытаясь рассмотреть ее поближе, – а затем опять скрывается за деревьями. Я начинающий орнитолог, поэтому не знаю точно, что это за вид, но, вернувшись домой, сравниваю ее клич с записью в интернете. Да, это ровно та птица, которую я надеялась увидеть: ястреб-тетеревятник.

Я не знаю точно, зачем приехала в Берлин, но я ищу новых впечатлений, вдохновения и любви. Я ищу закономерности. Я приехала за людьми, а не за птицами, но я слышала, и это удивительно, что в Берлине живут и размножаются около ста пар тетеревятников (по-немецки эта птица называется der Habicht или der Hühnerhabicht, буквально «ястреб-курятник»). Северный ястреб-тетеревятник (Accipiter gentilis) почти везде широко известен своей неуловимостью, его можно лишь мельком увидеть в лесах. В Британии тетеревятники вымерли к концу девятнадцатого века: их истребили, потому что считали их паразитами. С 1970-х годов они были повторно завезены сокольниками, и благодаря тому, что они заводили потомство с птицами, улетевшими из неволи, в настоящее время в Великобритании насчитывается около четырехсот пятидесяти пар.

Я очень рада, что здесь, в Берлине, их не так сложно найти даже новичку вроде меня. Я слышала, что если знать, что искать глазами или к чему прислушиваться, то можно увидеть их с террасы кафе или даже из бассейна под открытым небом. Последние тридцать лет они успешно плодятся в Берлине, потому что здесь много добычи. Они охотятся в основном на голубей, но и на других птиц, таких как вороны и сороки, а также на млекопитающих, включая крыс и белок, и людям обычно не мешают.

Ястребы-тетеревятники живут на деревьях, а Берлин – один из самых зеленых городов Европы: на улицах здесь в среднем высажено по восемьдесят деревьев на километр, а в парках и на кладбищах они заново выросли после Второй мировой войны, во время которой голодающие берлинцы рубили их на дрова. Хотя тетеревятники встречаются и в других городах, в Берлине они распространены больше, чем где бы то ни было в мире, будь то в городах или в сельской местности.

В первые дни моего пребывания в городе я нашла старый, но рабочий бинокль на блошином рынке Мауэр-парк. До сих пор это моя самая большая трата в Берлине, не считая аренды и такси из аэропорта. Я счастлива, но часто чувствую себя потерянной, а иногда меня внезапно накрывает тоска по дому. Я много хожу по этому незнакомому городу в одиночестве, ориентируясь по картам на телефоне. Бинокль – прекрасное приобретение, которое позволит мне взлететь. То, что я ищу, неуловимо, далеко и легко может ускользнуть, поэтому мне нужно быть наготове.

Если ваc настигла грусть, ее тень еще надолго останется с вами даже после того, как всё наладится. Тьма угрожающе мелькает по краям, но благодаря ей свет кажется ярче.

Ястребы-тетеревятники, как правило, проводят бóльшую часть времени сидя, а не парят в воздухе, как канюки, поэтому их бывает сложно найти. Один из очевидных признаков того, что где-то поблизости сидит тетеревятник, – когда вороны и чайки стаей окружают дерево. Б посоветовал мне искать очень больших птиц с широкими крыльями, длинным хвостом и характерной тяжелой грудью и сказал, что, преследуя добычу, они, как правило, летят быстро и низко.

Я начинаю искать ястребов в ноябре в Темпельхофер-Фельд. Это широкое открытое пространство, окруженное деревьями, железнодорожными путями, многоквартирными домами и длинным полукруглым зданием аэропорта. Фельд – буквально «поле» – был местом первых авиационных экспериментов. В 1920-х годах в этом районе возвели первый аэропорт. Нынешнее его здание было построено нацистами в рамках проекта «Германия» по созданию новой мировой столицы. Оно огромное, изогнутое, симметричное и на момент постройки – самое большое в мире. Под землей находится четыреста бомбоубежищ и укрытий на случай газовой атаки.

После войны, в 1948 и 1949 годах, в Темпельхофе садились американские и британские самолеты, которые снабжали Западный Берлин продовольствием. После окончания холодной войны и объединения Германии он использовался как главный гражданский аэропорт города. В 2008 году оттуда вылетел последний рейс. Планировалось развивать эту территорию, но по результатам референдума было принято решение, что в течение десяти лет в парке не будет строительства. Теперь он открыт для жителей и дикой природы. Самолеты улетели, а птицы вернулись. Быстрокрылые стаи по-прежнему планируют над взлетно-посадочной полосой.

Я покупаю на eBay велосипед за семьдесят евро и забираю его в современной многоэтажке возле Трептов-парка. Б говорит, что я храбрая, раз решила начать кататься по Берлину в это время года, но когда я сажусь на велосипед и впервые за много лет чувствую знакомое волнение от открытия города, я понимаю, что это правильное решение. На холодном воздухе покалывает пальцы, я работаю мышцами бедер, о которых забыла, в голове полно новых немецких слов и планов на вечер и выходные – всё это обретает шаткое равновесие, пока я еду вдоль темного канала.

Каждый день я пять раз проезжаю на велосипеде там, где раньше проходила Берлинская стена, отмеченная двойным рядом булыжников: на запад и обратно на восток, на запад и обратно на восток, затем снова на запад. Постепенно я начинаю понимать больше отрывков из разговоров на немецком и привыкаю к запахам из киоска и цветочного магазина. В Восточном Берлине освещение хуже, чем в западноевропейских городах, потому что в этой части города фонари газовые, а не электрические. На спутниковых снимках, сделанных ночью, отчетливо видна разница между востоком и западом: запад – ярко-желтый, восток – более теплый, оранжевый.

Мы с моим новым другом Б создаем ястребиный велопатруль. Мы едем в Темпельхоф на восходе в день зимнего солнцестояния, но ястребов не находим. Мы выезжаем на закате 28 декабря, когда лежит снег. Курим, держа самокрутки в холодных пальцах, на вершине одной из тщательно продуманных смотровых площадок – винтовых лестниц в никуда – и говорим о перспективах в работе и любви. Болтая, мы изучаем деревья, и Б с его острым зрением замечает на ветке ястреба. Мне удается навести на него бинокль. Потом я вижу, как мимо пролетают еще двое, массивные и быстрые. Их не беспокоят собачники, скейтбордисты и бегуны, но донимают пустельга и вездесущие серые вороны.

Воодушевленная и ободренная наблюдениями за тетеревятниками, я провожу дополнительные исследования. Я связываюсь с берлинским орнитологом, доктором Норбертом Кеннтнером. Последние десять лет в апреле и мае он лазит по деревьям, где гнездятся ястребы-тетеревятники, и кольцует птенцов. С начала 1980-х годов в Берлине окольцовано две тысячи пятьсот птенцов тетеревятников. В одно солнечное воскресенье Норберт любезно проводит меня по местам обитания ястребов, в основном